Лариса Кондрашова
Побежала коза в огород
Приходили ко мне из «Электронадзора», - с возмущением рассказывал Володька, не переставая подтягивать кран разводным ключом. - У вас, говорят, на счетчике пломба нарушена. Выписали штраф - две тысячи рублей… Я возмутился: не трогал никто вашу пломбу! Прикинь, не хотят даже слушать. Я и так, и эдак, мол, к счетчику даже не подходил, и как заставить его крутиться в другую сторону, не представляю. У меня вообще в школе по физике была тройка с минусом. Не верят!
В то, что у тебя тройка с минусом? - рассмеялась Галя.
Он как раз ремонтировал у Гали кран на кухне - тот все время капал и капал. Действовал хозяйке на нервы. И тогда она вызвала на дом техническую помощь, то есть Володьку. Он любил поговорить. Даже во время работы рот не закрывал, но всегда рассказывал что-то интересное, в Галиной жизни не случающееся.
И ты заплатил? - с замиранием сердца спросила она, любуясь уверенными движениями Володькиных рук.
Как же, щас! Заплачу! Я узнал у одного чудака, он когда-то электриком работал, что эти наезды на лохов рассчитаны. Берут на пушку, а человек и колется. Если виноват, конечно! А вообще такой факт надо актом скреплять, с понятыми… Просто зла не хватает! Пломба якобы нарушена - значит, я вроде бы откручивал счетчик назад, воровал электроэнергию… Ты докажи! Не пойман - не вор, даже фильм такой есть… Меня больше всего возмущает, когда напраслину возводят. И когда со мной не церемонятся. Я, между прочим, российский гражданин и хожу под законом. Но эти две бабы…
Какие бабы?
Вот так он всегда: рассказывает будто рывками, потому Галя и не всегда понимает, о чем.
Говорю же тебе, бабы из «Электронадзора», что штраф выписывали. Они ушли, а на другой день прислали ко мне какого-то жлоба, свет отключать! Ничего не доказали, а уже приговорили. Слушай, почему с нами обычно не церемонятся, а? И почему мы покорно принимаем такой вот произвол? Не знаю, как другие, а я взбесился…
Володька еще раз проверил кран. Включил, выключил и удовлетворенно крякнул. Кран не капал. Галя не очень представляла себе, как Володька может взбеситься. С ней он всегда такой спокойный, уравновешенный, все время улыбается.
И что ты сделал?
Она подала Володьке полотенце, и тот медленно вытер руки, кося глазом на кран, словно боялся, что он в любой момент может выкинуть прежний фортель, несмотря на новую прокладку.
Я взял топор и за ним погнался.
Галя недоверчиво фыркнула.
Врешь, Володька, врешь ведь как сивый мерин! Как так можно, за представителем официальной структуры с топором гоняться? А если бы он с милицией вернулся?
Она и в самом деле себе этого не представляла, потому что с чиновниками и их представителями воевать не умела, да и боялась.
С милицией? Чего вдруг?
Володька подошел к зеркалу, потрогал свой короткий ежик и как бы между прочим взглянул на кухонный стол, который Галя уже накрыла, чтобы накормить своего постоянного механика, сантехника и прочее.
Ну, если бы электрик им пожаловался. Про топор.
Володька еще немного подумал и решительно сел за стол.
Я бы сказал, что он все врет. Пьет много, вот у него глюки и появляются…
А вдруг бы оказалось, что он не пьет? Ну, вообще, понимаешь?
А ты такого мужчину когда-нибудь видела? - тем же тоном передразнил ее Володька. - Да у меня и топора-то в доме нет. Что я, лесоруб какой? И зачем топор человеку, у которого центральное отопление?
Галя стала быстро сгружать в его тарелку салаты - она мастерица салаты делать, и Володька их любит. Благодарный едок, потому Гале нравится его кормить.
Но ты же сам сказал, что погнался за ним с топором.
А я этот топор соседу отдал. На всякий случай. Соседей-то вряд ли бы стали обыскивать. Мало ли что им в голову взбредет? Могли и с милицией прийти. Но ведь не пришли. Значит, что?
Что? - с придыханием повторила Галя.
Прицепились ко мне не по закону. На понт решили взять, да не вышло. Того мужика, кстати, электрика, я больше не видел. Никогда… И я понял, что закон нарушают с двух сторон. Понимают, что и сами не правы, но думают, а вдруг прорежет. Небось им с каждого такого штрафа проценты капают… Лохов-то не сеют и не пашут, и государство об этом прекрасно знает… Чиновники привыкли, что если на нашего гражданина слегка прикрикнуть, он сразу отступит от своих требований. У него тут же сомнение появляется: а что, если и в самом деле отрежут, отключат, отвинтят… Беспредел, одним словом…
Тебя послушать, так мы и в самом деле бесправны. Вон, смотрел по телику, даже олигархов сажают.
Сажают! - передразнил Володька. - И ты поверила? Кому-то на лапу не дал, вот и взяли его за жабры.
Все равно, такой случай - единичный. Ко мне, например, никто не приходил и штраф не требовал.
Какие твои годы!.. Теперь меня «Водоканал» стал доставать. Такие же беспредельщики. Есть вода, нет воды - а плати за полный месяц! Две недели я за водой к колонке ходил, а оплата ни на рубль не изменилась.
Постой, - сказала Галя, - а разве у тебя счетчика нет?
Да все никак не поставлю, - несколько смутился Володька, но тут же по-петушиному вздернул голову. - Слушай лучше. Две недели воды не было, я и заплатил за полмесяца. По их пусть и завышенной норме. И что ты думаешь? Пришли очередные сборщики налогов: у вас, говорят, задолженность по оплате за воду, мы вас отключим. Я говорю: только попробуйте, я на вас в санэпидстанцию пожалуюсь. Вчера опять воду на десять часов отключали, а потом я кран открыл, и из него пиявка выпала.
Володька помедлил, с любовью глядя на полную тарелку, и медленно, будто священнодействуя, поднес вилку ко рту, чтобы тут же блаженно замереть.
Что ты говоришь! - ужаснулась между тем Галя и тут же решила, что такого быть не может. - Опять врешь.
- «А с чего мне врать, дружище, посуди, какой расчет?» - продекламировал Володька, который вечно кого-нибудь цитировал.
Он - старый друг ее брата Валеры. Валера месяцами торчал на вахте в Тюмени, а его друг нет-нет да и заглядывал к ней, спрашивал, не надо ли чего. Бескорыстно интересовался. И в самом деле помогал, когда имелась в том необходимость.
Валера считал, что его сестра к жизни в одиночестве совсем не приспособлена. И что без мужчины в ее сугубо женской квартире не обойтись: то одно нужно, то другое…
Хотя Володька ей и бескорыстно помогал, но Валера все время привозил другу какие-нибудь, как он говорил, «сувениры». То рабочую дубленку, то шапку меховую.
Галка говорила, ты ей кран починил?
А то без твоих взяток я бы этого не делал! - для виду обижался Володька.
Скажешь тоже, взятка! Но ты за ней присматриваешь, и я тебе благодарен. А то кто же ей поможет? Уж не ее ли папаша, у которого руки сам знаешь, откуда растут…
Жилье у Галины еще то - в общем дворе у них у всех такие небольшие конурки. Правда, в центре города и со всеми удобствами. Эту недвижимость ей оставила в наследство бездетная тетка, мамина сестра. Ванная комната - четыре квадратных метра. Кухня - четыре квадрата.
«Гостиная» - восемь, из нее две двери - в комнату пять квадратных метров и в комнату шесть квадратных метров.
Кукольный домик, говорит муж сестры Евгений. Посмеивается. Но Галя рада этому до смерти. Мама обижается, что она моментально от родителей ушла, чтобы жить в этой норе. Пусть и нора, зато своя!
Представителей газовиков, электриков и вообще всех прочих коммунально-бытовых служб Галина в самом деле боится. Если бы ей выписали хоть какой штраф, она бы уплатила его молча и ни с кем не стала ссориться, как Володька.
Как-то раз она об этом ему сказала, тот возмутился:
А если они от фонаря написали?
Я все равно не смогу проверить.
Володька поднял вверх вилку с нанизанным на нее маленьким огурчиком, словно призывая в свидетели кого-то там вверху.
Ты, подруга, меня разочаровываешь. Нельзя давать себя в обиду. Знаешь, сколько у нас в стране желающих лоха развести? Будешь мямлей - не отобьешься. Как же ты своих детей собираешься воспитывать?
Если они у меня будут, - пробормотала Галя.
Тю, дурочка, скажешь тоже! Как же без детей-то?!
Она на Володьку не обижалась. Мямля и есть мямля, только насчет того, что дает себя в обиду, так это не всякому. Чиновники за людей не считаются. В том смысле, что они - как бы отдельная каста. Не простые люди, а винтики государственной системы. В иных же случаях… Гордость у нее ого-го! Может, потому до сих пор одна живет. Уже целых семь месяцев.
Нет, с мужем она разошлась не от гордости, а из-за его пьянки. Сколько можно было терпеть! Дня не проходило, чтобы он не набрался. В конце концов, от него уже постоянно исходил запах перегара. Такой противный, как будто в нем самом, в Генке, протухло что-то… С ним неприятно было даже… исполнять этот самый супружеский долг, хотя, как ни странно, алкоголь не лишал его мужских достоинств, даже наоборот. Наверное, потому, что он был начинающий алкоголик… И спиртное было для него как… Галя споткнулась, вспоминая… Как допинг!
– Приходили ко мне из «Электронадзора», – с возмущением рассказывал Володька, не переставая подтягивать кран разводным ключом. – У вас, говорят, на счетчике пломба нарушена. Выписали штраф – две тысячи рублей… Я возмутился: не трогал никто вашу пломбу! Прикинь, не хотят даже слушать. Я и так, и эдак, мол, к счетчику даже не подходил, и как заставить его крутиться в другую сторону, не представляю. У меня вообще в школе по физике была тройка с минусом. Не верят!
– В то, что у тебя тройка с минусом? – рассмеялась Галя.
Он как раз ремонтировал у Гали кран на кухне – тот все время капал и капал. Действовал хозяйке на нервы. И тогда она вызвала на дом техническую помощь, то есть Володьку. Он любил поговорить. Даже во время работы рот не закрывал, но всегда рассказывал что-то интересное, в Галиной жизни не случающееся.
– И ты заплатил? – с замиранием сердца спросила она, любуясь уверенными движениями Володькиных рук.
– Как же, щас! Заплачу! Я узнал у одного чудака, он когда-то электриком работал, что эти наезды на лохов рассчитаны. Берут на пушку, а человек и колется. Если виноват, конечно! А вообще такой факт надо актом скреплять, с понятыми… Просто зла не хватает! Пломба якобы нарушена – значит, я вроде бы откручивал счетчик назад, воровал электроэнергию… Ты докажи! Не пойман – не вор, даже фильм такой есть… Меня больше всего возмущает, когда напраслину возводят. И когда со мной не церемонятся. Я, между прочим, российский гражданин и хожу под законом. Но эти две бабы…
– Какие бабы?
Вот так он всегда: рассказывает будто рывками, потому Галя и не всегда понимает, о чем.
– Говорю же тебе, бабы из «Электронадзора», что штраф выписывали. Они ушли, а на другой день прислали ко мне какого-то жлоба, свет отключать! Ничего не доказали, а уже приговорили. Слушай, почему с нами обычно не церемонятся, а? И почему мы покорно принимаем такой вот произвол? Не знаю, как другие, а я взбесился…
Володька еще раз проверил кран. Включил, выключил и удовлетворенно крякнул. Кран не капал. Галя не очень представляла себе, как Володька может взбеситься. С ней он всегда такой спокойный, уравновешенный, все время улыбается.
– И что ты сделал?
Она подала Володьке полотенце, и тот медленно вытер руки, кося глазом на кран, словно боялся, что он в любой момент может выкинуть прежний фортель, несмотря на новую прокладку.
– Я взял топор и за ним погнался.
Галя недоверчиво фыркнула.
– Врешь, Володька, врешь ведь как сивый мерин! Как так можно, за представителем официальной структуры с топором гоняться? А если бы он с милицией вернулся?
Она и в самом деле себе этого не представляла, потому что с чиновниками и их представителями воевать не умела, да и боялась.
– С милицией? Чего вдруг?
Володька подошел к зеркалу, потрогал свой короткий ежик и как бы между прочим взглянул на кухонный стол, который Галя уже накрыла, чтобы накормить своего постоянного механика, сантехника и прочее.
– Ну, если бы электрик им пожаловался. Про топор.
Володька еще немного подумал и решительно сел за стол.
– Я бы сказал, что он все врет. Пьет много, вот у него глюки и появляются…
– А вдруг бы оказалось, что он не пьет? Ну, вообще, понимаешь?
– А ты такого мужчину когда-нибудь видела? – тем же тоном передразнил ее Володька. – Да у меня и топора-то в доме нет. Что я, лесоруб какой? И зачем топор человеку, у которого центральное отопление?
Галя стала быстро сгружать в его тарелку салаты – она мастерица салаты делать, и Володька их любит. Благодарный едок, потому Гале нравится его кормить.
– Но ты же сам сказал, что погнался за ним с топором.
– А я этот топор соседу отдал. На всякий случай. Соседей-то вряд ли бы стали обыскивать. Мало ли что им в голову взбредет? Могли и с милицией прийти. Но ведь не пришли. Значит, что?
– Что? – с придыханием повторила Галя.
– Прицепились ко мне не по закону. На понт решили взять, да не вышло. Того мужика, кстати, электрика, я больше не видел. Никогда… И я понял, что закон нарушают с двух сторон. Понимают, что и сами не правы, но думают, а вдруг прорежет. Небось им с каждого такого штрафа проценты капают… Лохов-то не сеют и не пашут, и государство об этом прекрасно знает… Чиновники привыкли, что если на нашего гражданина слегка прикрикнуть, он сразу отступит от своих требований. У него тут же сомнение появляется: а что, если и в самом деле отрежут, отключат, отвинтят… Беспредел, одним словом…
– Тебя послушать, так мы и в самом деле бесправны. Вон, смотрел по телику, даже олигархов сажают.
– Сажают! – передразнил Володька. – И ты поверила? Кому-то на лапу не дал, вот и взяли его за жабры.
– Все равно, такой случай – единичный. Ко мне, например, никто не приходил и штраф не требовал.
– Какие твои годы!.. Теперь меня «Водоканал» стал доставать. Такие же беспредельщики. Есть вода, нет воды – а плати за полный месяц! Две недели я за водой к колонке ходил, а оплата ни на рубль не изменилась.
– Постой, – сказала Галя, – а разве у тебя счетчика нет?
– Да все никак не поставлю, – несколько смутился Володька, но тут же по-петушиному вздернул голову. – Слушай лучше. Две недели воды не было, я и заплатил за полмесяца. По их пусть и завышенной норме. И что ты думаешь? Пришли очередные сборщики налогов: у вас, говорят, задолженность по оплате за воду, мы вас отключим. Я говорю: только попробуйте, я на вас в санэпидстанцию пожалуюсь. Вчера опять воду на десять часов отключали, а потом я кран открыл, и из него пиявка выпала.
Володька помедлил, с любовью глядя на полную тарелку, и медленно, будто священнодействуя, поднес вилку ко рту, чтобы тут же блаженно замереть.
– Что ты говоришь! – ужаснулась между тем Галя и тут же решила, что такого быть не может. – Опять врешь.
– «А с чего мне врать, дружище, посуди, какой расчет?» – продекламировал Володька, который вечно кого-нибудь цитировал.
Он – старый друг ее брата Валеры. Валера месяцами торчал на вахте в Тюмени, а его друг нет-нет да и заглядывал к ней, спрашивал, не надо ли чего. Бескорыстно интересовался. И в самом деле помогал, когда имелась в том необходимость.
Валера считал, что его сестра к жизни в одиночестве совсем не приспособлена. И что без мужчины в ее сугубо женской квартире не обойтись: то одно нужно, то другое…
Хотя Володька ей и бескорыстно помогал, но Валера все время привозил другу какие-нибудь, как он говорил, «сувениры». То рабочую дубленку, то шапку меховую.
– Галка говорила, ты ей кран починил?
– А то без твоих взяток я бы этого не делал! – для виду обижался Володька.
– Скажешь тоже, взятка! Но ты за ней присматриваешь, и я тебе благодарен. А то кто же ей поможет? Уж не ее ли папаша, у которого руки сам знаешь, откуда растут…
Жилье у Галины еще то – в общем дворе у них у всех такие небольшие конурки. Правда, в центре города и со всеми удобствами. Эту недвижимость ей оставила в наследство бездетная тетка, мамина сестра. Ванная комната – четыре квадратных метра. Кухня – четыре квадрата.
«Гостиная» – восемь, из нее две двери – в комнату пять квадратных метров и в комнату шесть квадратных метров.
Кукольный домик, говорит муж сестры Евгений. Посмеивается. Но Галя рада этому до смерти. Мама обижается, что она моментально от родителей ушла, чтобы жить в этой норе. Пусть и нора, зато своя!
Представителей газовиков, электриков и вообще всех прочих коммунально-бытовых служб Галина в самом деле боится. Если бы ей выписали хоть какой штраф, она бы уплатила его молча и ни с кем не стала ссориться, как Володька.
Как-то раз она об этом ему сказала, тот возмутился:
– А если они от фонаря написали?
– Я все равно не смогу проверить.
Володька поднял вверх вилку с нанизанным на нее маленьким огурчиком, словно призывая в свидетели кого-то там вверху.
– Приходили ко мне из «Электронадзора», – с возмущением рассказывал Володька, не переставая подтягивать кран разводным ключом. – У вас, говорят, на счетчике пломба нарушена. Выписали штраф – две тысячи рублей… Я возмутился: не трогал никто вашу пломбу! Прикинь, не хотят даже слушать. Я и так, и эдак, мол, к счетчику даже не подходил, и как заставить его крутиться в другую сторону, не представляю. У меня вообще в школе по физике была тройка с минусом. Не верят!
– В то, что у тебя тройка с минусом? – рассмеялась Галя.
Он как раз ремонтировал у Гали кран на кухне – тот все время капал и капал. Действовал хозяйке на нервы. И тогда она вызвала на дом техническую помощь, то есть Володьку. Он любил поговорить. Даже во время работы рот не закрывал, но всегда рассказывал что-то интересное, в Галиной жизни не случающееся.
– И ты заплатил? – с замиранием сердца спросила она, любуясь уверенными движениями Володькиных рук.
– Как же, щас! Заплачу! Я узнал у одного чудака, он когда-то электриком работал, что эти наезды на лохов рассчитаны. Берут на пушку, а человек и колется. Если виноват, конечно! А вообще такой факт надо актом скреплять, с понятыми… Просто зла не хватает! Пломба якобы нарушена – значит, я вроде бы откручивал счетчик назад, воровал электроэнергию… Ты докажи! Не пойман – не вор, даже фильм такой есть… Меня больше всего возмущает, когда напраслину возводят. И когда со мной не церемонятся. Я, между прочим, российский гражданин и хожу под законом. Но эти две бабы…
– Какие бабы?
Вот так он всегда: рассказывает будто рывками, потому Галя и не всегда понимает, о чем.
– Говорю же тебе, бабы из «Электронадзора», что штраф выписывали. Они ушли, а на другой день прислали ко мне какого-то жлоба, свет отключать! Ничего не доказали, а уже приговорили. Слушай, почему с нами обычно не церемонятся, а? И почему мы покорно принимаем такой вот произвол? Не знаю, как другие, а я взбесился…
Володька еще раз проверил кран. Включил, выключил и удовлетворенно крякнул. Кран не капал. Галя не очень представляла себе, как Володька может взбеситься. С ней он всегда такой спокойный, уравновешенный, все время улыбается.
– И что ты сделал?
Она подала Володьке полотенце, и тот медленно вытер руки, кося глазом на кран, словно боялся, что он в любой момент может выкинуть прежний фортель, несмотря на новую прокладку.
– Я взял топор и за ним погнался.
Галя недоверчиво фыркнула.
– Врешь, Володька, врешь ведь как сивый мерин! Как так можно, за представителем официальной структуры с топором гоняться? А если бы он с милицией вернулся?
Она и в самом деле себе этого не представляла, потому что с чиновниками и их представителями воевать не умела, да и боялась.
– С милицией? Чего вдруг?
Володька подошел к зеркалу, потрогал свой короткий ежик и как бы между прочим взглянул на кухонный стол, который Галя уже накрыла, чтобы накормить своего постоянного механика, сантехника и прочее.
– Ну, если бы электрик им пожаловался.
Про топор.
Володька еще немного подумал и решительно сел за стол.
– Я бы сказал, что он все врет. Пьет много, вот у него глюки и появляются…
– А вдруг бы оказалось, что он не пьет? Ну, вообще, понимаешь?
– А ты такого мужчину когда-нибудь видела? – тем же тоном передразнил ее Володька. – Да у меня и топора-то в доме нет. Что я, лесоруб какой? И зачем топор человеку, у которого центральное отопление?
Галя стала быстро сгружать в его тарелку салаты – она мастерица салаты делать, и Володька их любит. Благодарный едок, потому Гале нравится его кормить.
– Но ты же сам сказал, что погнался за ним с топором.
– А я этот топор соседу отдал. На всякий случай. Соседей-то вряд ли бы стали обыскивать. Мало ли что им в голову взбредет? Могли и с милицией прийти. Но ведь не пришли. Значит, что?
– Что? – с придыханием повторила Галя.
– Прицепились ко мне не по закону. На понт решили взять, да не вышло. Того мужика, кстати, электрика, я больше не видел. Никогда… И я понял, что закон нарушают с двух сторон. Понимают, что и сами не правы, но думают, а вдруг прорежет. Небось им с каждого такого штрафа проценты капают… Лохов-то не сеют и не пашут, и государство об этом прекрасно знает… Чиновники привыкли, что если на нашего гражданина слегка прикрикнуть, он сразу отступит от своих требований. У него тут же сомнение появляется: а что, если и в самом деле отрежут, отключат, отвинтят… Беспредел, одним словом…
– Тебя послушать, так мы и в самом деле бесправны. Вон, смотрел по телику, даже олигархов сажают.
– Сажают! – передразнил Володька. – И ты поверила? Кому-то на лапу не дал, вот и взяли его за жабры.
– Все равно, такой случай – единичный. Ко мне, например, никто не приходил и штраф не требовал.
– Какие твои годы!.. Теперь меня «Водоканал» стал доставать. Такие же беспредельщики. Есть вода, нет воды – а плати за полный месяц! Две недели я за водой к колонке ходил, а оплата ни на рубль не изменилась.
– Постой, – сказала Галя, – а разве у тебя счетчика нет?
– Да все никак не поставлю, – несколько смутился Володька, но тут же по-петушиному вздернул голову. – Слушай лучше. Две недели воды не было, я и заплатил за полмесяца. По их пусть и завышенной норме. И что ты думаешь? Пришли очередные сборщики налогов: у вас, говорят, задолженность по оплате за воду, мы вас отключим. Я говорю: только попробуйте, я на вас в санэпидстанцию пожалуюсь. Вчера опять воду на десять часов отключали, а потом я кран открыл, и из него пиявка выпала.
Володька помедлил, с любовью глядя на полную тарелку, и медленно, будто священнодействуя, поднес вилку ко рту, чтобы тут же блаженно замереть.
– Что ты говоришь! – ужаснулась между тем Галя и тут же решила, что такого быть не может. – Опять врешь.
– «А с чего мне врать, дружище, посуди, какой расчет?»1
Александр Твардовский. «Василий Теркин».
– продекламировал Володька, который вечно кого-нибудь цитировал.
Он – старый друг ее брата Валеры. Валера месяцами торчал на вахте в Тюмени, а его друг нет-нет да и заглядывал к ней, спрашивал, не надо ли чего. Бескорыстно интересовался. И в самом деле помогал, когда имелась в том необходимость.
Валера считал, что его сестра к жизни в одиночестве совсем не приспособлена. И что без мужчины в ее сугубо женской квартире не обойтись: то одно нужно, то другое…
Хотя Володька ей и бескорыстно помогал, но Валера все время привозил другу какие-нибудь, как он говорил, «сувениры». То рабочую дубленку, то шапку меховую.
– Галка говорила, ты ей кран починил?
– А то без твоих взяток я бы этого не делал! – для виду обижался Володька.
– Скажешь тоже, взятка! Но ты за ней присматриваешь, и я тебе благодарен. А то кто же ей поможет? Уж не ее ли папаша, у которого руки сам знаешь, откуда растут…
Жилье у Галины еще то – в общем дворе у них у всех такие небольшие конурки. Правда, в центре города и со всеми удобствами. Эту недвижимость ей оставила в наследство бездетная тетка, мамина сестра. Ванная комната – четыре квадратных метра. Кухня – четыре квадрата.
«Гостиная» – восемь, из нее две двери – в комнату пять квадратных метров и в комнату шесть квадратных метров.
Кукольный домик, говорит муж сестры Евгений. Посмеивается. Но Галя рада этому до смерти. Мама обижается, что она моментально от родителей ушла, чтобы жить в этой норе. Пусть и нора, зато своя!
Представителей газовиков, электриков и вообще всех прочих коммунально-бытовых служб Галина в самом деле боится. Если бы ей выписали хоть какой штраф, она бы уплатила его молча и ни с кем не стала ссориться, как Володька.
Как-то раз она об этом ему сказала, тот возмутился:
– А если они от фонаря написали?
– Я все равно не смогу проверить.
Володька поднял вверх вилку с нанизанным на нее маленьким огурчиком, словно призывая в свидетели кого-то там вверху.
– Ты, подруга, меня разочаровываешь. Нельзя давать себя в обиду. Знаешь, сколько у нас в стране желающих лоха развести? Будешь мямлей – не отобьешься. Как же ты своих детей собираешься воспитывать?
– Если они у меня будут, – пробормотала Галя.
– Тю, дурочка, скажешь тоже! Как же без детей-то?!
Она на Володьку не обижалась. Мямля и есть мямля, только насчет того, что дает себя в обиду, так это не всякому. Чиновники за людей не считаются. В том смысле, что они – как бы отдельная каста. Не простые люди, а винтики государственной системы. В иных же случаях… Гордость у нее ого-го! Может, потому до сих пор одна живет. Уже целых семь месяцев.
Нет, с мужем она разошлась не от гордости, а из-за его пьянки. Сколько можно было терпеть! Дня не проходило, чтобы он не набрался. В конце концов, от него уже постоянно исходил запах перегара. Такой противный, как будто в нем самом, в Генке, протухло что-то… С ним неприятно было даже… исполнять этот самый супружеский долг, хотя, как ни странно, алкоголь не лишал его мужских достоинств, даже наоборот. Наверное, потому, что он был начинающий алкоголик… И спиртное было для него как… Галя споткнулась, вспоминая… Как допинг!
Об одном Галя судьбу благодарила, что хватило ума не родить от Геннадия. Какой бы ребенок у нее сейчас был? Скорее всего больной, неполноценный. Как у соседки Веры напротив. Лежит целыми днями без движения, только глазами водит.
Чего это она опять о мрачном! Не так все и плохо, и на Генке свет клином не сошелся. А то, что она семь месяцев одна, так это потому, что Галя никого и не искала. Ей бы в себя прийти после такого брака, который был браком в буквальном смысле слова.
Хорошо, что наследство она получила уже после развода, а то Генка бы к ней все время таскался. Он и сейчас нет-нет да пытается в квартиру Галиных родителей прорваться. Не знает, что Галя там больше не живет.
– Позовите Галину! – кричит. – Куда мою жену спрятали?!
Уже и забыл, что жены у него нет.
Предки молчат как партизаны, адрес дочери не сообщают.
Вообще-то обидно. Что ж ей, кроме Генки, доли нет?.. Это она потому сердится, что и в самом деле: куда ни пойдет, везде, как нарочно, на бывшего супруга натыкается. Просто фатальное невезение. Причем он тут же начинает выяснять отношения с тем из мужчин, кто, не дай Бог, в такую минуту рядом с ней оказывается…
Однажды с дискотеки ей пришлось уходить через черный ход, а потом хватать такси, чтобы пьяный, как всегда, Генка ее не выследил. Тогда прощай покой ее кукольного домика.
– А чего это вдруг у тебя детей не будет? – выводит ее из задумчивости голос Володьки. – Нормальная здоровая женщина. Или, может, тебе не от кого, так ты скажи, поможем!
Своими грубыми шуточками Володька надеется извести из глаз в общем-то веселой девчонки это мрачное выражение, никак ей не подходящее.
А с чего веселиться? Семь месяцев Галя вынужденно сидит дома… Не вообще, на работу-то она ходит, а в смысле досуга.
Она проводила Володьку до ворот – к ним в общественный двор надо было входить через ворота, которые, впрочем, никогда не запирались – и, как говорится в книгах, рассыпалась в благодарностях.
– Что бы я без тебя делала? – сказала она нарочито пламенно, чтобы польстить Володькиному самолюбию.
– Зови, если нужно, – благодушно отозвался тот.
Конечно, мебель – слишком громко сказано, но поменяла местами компьютерный стол и узкий книжный шкаф – все это в комнате помещалось, хотя жилого пространства почти не оставалось.
По крайней мере в ее маленькой квартирке негде было танцевать или устраивать какие-то шумные междусобойчики. В гостиной, однако, все необходимое из мебели имелось: тумба с телевизором, журнальный столик и маленький диванчик. В спальне – одна полуторная кушетка из мебельного гарнитура, которую ей выделили родители. Ничего более широкое туда просто бы не влезло. И тоже узкий платяной шкаф.
Галя подозревала, что когда-то здесь была одна большая комната, но кто-то из жильцов разделил ее на три части. В спальне удалось даже навесить настоящую дверь, но, чтобы в гостиной было просторнее, хозяйка старалась лишний раз ее не открывать.
С другой стороны, некоторые подруги Гали считали, что у нее вполне хватает места посидеть втроем-вчетвером за журнальным столиком с бутылкой и нехитрой закуской.
Потому, когда сегодня вечером раздался телефонный звонок, Галя, еще до того, как взять трубку, отчего-то сразу подумала, что ее подруга Света собирается к ней в гости.
– И не одна, – тут же подтвердила ее догадку подруга. – Я хочу прийти к тебе с двумя симпатичными парнями.
– Один из них Миша, – попробовала догадаться Галя.
С Мишей Светлана изредка встречалась у нее дома, если образовались подходящие условия: например, уезжала куда-нибудь ненадолго Светина мама. Но у Миши была семья, и в свободное время Свете приходилось искать себе другое общество.
А она не любила сидеть дома и ждать у моря погоды. Вдруг она встретит человека, которого полюбит, и с ним забудет о Мише; ведь он не собирается при этом оставить свою жену, чего Светка никак не может понять. Если ему с ней хорошо, зачем он гуляет? А если плохо, чего ее не бросает?
– Какой, на фиг, Миша! – крикнула в трубку Света, и Галя поняла, что эти самые замечательные парни стоят у телефона рядом с ней, и такие небрежные слова она говорит именно на публику. – Со мной Игорь и Слава.
Про Игоря Галя слышала. Он ухаживал за Светкой без особой надежды на взаимность, но подруга была не из тех, кто избавляется от своих кавалеров. Она вообще считала: чем больше, тем лучше. Одного можно любить, а всех остальных привечать и манить надеждой, которая никогда не сбудется. Ну а тот, единственный, любимый, пусть видит, что Света не какая-нибудь там дурнушка, которая никому не нужна. И если он решит уйти от нее, то пусть не думает, что она пропадет…
Об этом можно было рассуждать без конца. Галя с сожалением отмечала, что ей такое не дано. Если у нее был мужчина, с которым она встречалась, то никого другого рядом не допускала. Может, она просто дура?
Но даже в отсутствие мужчины Галя не чувствовала себя какой-то ущербной, более того, она была счастлива, как никогда до того. Просто ей хотелось бы, чтобы это счастье с ней кто-нибудь разделил.
Но пока суд да дело, надо было к приходу гостей приготовиться. Галя пробежалась по своим комнатушкам – привыкнув, она достигла виртуозности в передвижении по своему домику. Освоила этакий житейский слалом. А как тут не освоишь. Приходилось выбирать: либо постоянно ходить с синяками на бедрах, либо, пробираясь в ту или иную комнату, в последний момент делать изящное гибкое движение, обходя очередной мебельный угол.
На кухоньке, между прочим, у нее стояли купленный в кредит холодильник «Стинол» и маленький складной столик, который в обычное время использовался Галей только наполовину, а в случае, когда приходили друзья, которые не хотели идти в гостиную, она могла раскладывать еще и вторую половину, так что получался довольно большой обеденный стол. Но сегодня… сегодня она накроет стол непременно в гостиной, – событие предстояло неординарное.
А что, никто не знает, за каким поворотом встретится со своей судьбой. Вдруг придет парень, которого Галя давно ждет? Тот, кто поймет и не станет выискивать в ее поведении какое-то второе дно, что бы она ни делала или ни говорила.
С Генкой у нее с самого начала не срослось. Еще с загса, где они поссорились за два месяца до свадьбы. А все потому, что Галя не захотела брать фамилию жениха – Подкорытько, а оставила свою девичью – Мещерская.
Отец ее фамилией очень гордился, и Галя этой гордостью просто не могла не заразиться. Но своим решением она, как позже выяснилось, смертельно обидела свою свекровь. Масла в огонь добавил и Галин отец, попытавшись объяснить будущей родственнице, что князья Мещерские в его роду перевернулись бы в гробу, узнав, что одна из их правнучек стала Подкорытько. Потому нечего и обижаться. На Руси просто так фамилию не давали.
Намек был обидным, потому что в свое время и свекровь, будучи юной девушкой, раздумывала, выходить ей замуж за Генкиного отца или не выходить.
Фамилия у нее была Родионова. Тоже, между прочим, красивая фамилия. Потому в глубине души она невестку понимала.
Но в ее время немодно было оставлять девичью фамилию. Такой поступок могли позволить себе разве что писаные красавицы или шалавы, которые браком не дорожили. Да и за столько лет она к фамилии Подкорытько так привыкла, словно с ней и родилась…
– Князья! – обидно фыркнула свекровь. – Это бедные, значит?
Хотя, между прочим, могла сказать и погрубее. То, что думала.
Мещерский обиделся.
– Ищи богатства не на земле, а на небесах, – сказал он где-то услышанную фразу.
– Вот и жили бы на небесах, а то ведь на земле норовят, – пробормотала мама Подкорытько.
Но их разговор происходил во время свадебной церемонии, и в это время как раз заиграли марш Мендельсона, так что слова Галиной свекрови потонули в бравурных аккордах.
Елена
Носится отчим со своей фамилией как с писаной торбой! Можно подумать, что от этого в его жизни что-то меняется. Наверное, все люди, у которых жизнь не ладится, а если точнее, они сами не могут дать ей ладу, ищут, за что зацепиться, чтобы свою бестолковость оправдать. «Мы, Мещерские, этого не любим!» «Нам, Мещерским, грязным трудом заниматься не пристало». «У нас, Мещерских, не принято ради денег гробить свою жизнь…»
А ведь посмотришь, как говорится, в корень, «их» представители только и делали, что ничего не делали… Вот у меня невольно получилась тавтология. Как обычно шутит мой муж: «Мы рады, что вы рады…»
В свое время и мать на это повелась. На тон, на осанку, на рассказы о знатных предках, на звучную фамилию, за которой ничего, кроме звука, не оказалось. Фамилия словно давала отчиму право годами не работать, сидеть на шее матери только потому, что они, Мещерские, не могут работать где попало…
Почему мать не ушла от него, не знаю. Кажется, у нас, у русских женщин, повелось идти на что угодно, – точнее, за кого угодно, – лишь бы получить желанный четырехугольник в паспорт. «Я – замужем!» За кем – это уже второй вопрос. Кто знает, что ты переживаешь в браке, каков твой муж, дает ли тебе брак вообще что-нибудь? Как бы и не важно.
А может, я не права? И наша национальность здесь ни при чем, а играет свою роль только пол? Еще точнее – гены? Женщина-самка должна непременно иметь самца, чтобы рожать от него детей. Но мама вышла за Мещерского вторым браком, у нее уже было двое детей, мы с Валерой. Тогда она должна была бы искать для себя не только производителя, но и защитника, и того, кто обеспечит ее уже имеющихся детей пропитанием.
Как ей показалось, нашла. Но потом выяснилось, что и вправду показалось. Что же, возьми и уйди, но нет, она ухитрилась в тридцать четыре года родить еще и Галочку, чтобы впредь уже не трепыхаться никогда.
Может, у современных самок утерян какой-то ген? Раньше, наверное, они могли выбирать себе самцов самых лучших. Здоровых мужчин, удачливых охотников. По крайней мере красивые самки. Или уже тогда природа блокировала что-то в сознании красивых самок, чтобы они выбирали не лучших, а тех, кто просто чем-нибудь от других отличается? Природа таким образом распределяла средний уровень способностей человека. Ведь иначе рождались бы дети или очень приспособленные к жизни, крепкие, умные, или совсем уж ни на что не годные. Вымер бы люд!
А так, ежели рождалось существо мужского пола, не слишком приспособленное к обеспечению своей самки, да и своей собственной жизни, более крепкая самка брала его под свое крыло. То есть на свое обеспечение.
Вот и мама. До сих пор корячится на двух работах. Хорошо еще, на двух. Раньше пахала на трех…
Прежде я никогда не задумывалась, почему мы всегда были хорошо обеспечены. Не рассуждала, что вот отчим вечно на диване валяется, а деньги в доме есть. Только потом поняла: бедная мама все думала, что раз Мещерский взял ее с двумя детьми, то она теперь по гроб жизни должна этот долг ему отрабатывать. На самом деле это она приобрела себе еще одного, только взрослого, ребенка. Погрубее – захребетника.
И Галочку мама ему поторопилась родить тоже по своему разумению – как же, у мужчины нет своих детей. Мещерский, кстати, об этом и не слишком сокрушался.
Я с удивлением слышала, как он бурчит под нос, что все женщины по природе самки. Не могут не рожать. Есть ведь дети, двое, зачем еще кого-то?! В общем, то, что делала мама, мог оценить кто угодно, только не мой отчим!
Подозреваю, что и как мужчина он не ахти, то есть мама, убиваясь на своих работах, нормального секса не имела, а имела всего лишь в лице отца лишний рот, – опять у меня каламбурчик получился! Ах да, еще и звание замужней дамы.
Но из-за этого мать постарела прежде времени. Как будто надорвалась, хотя ее работа никогда не была физической. Она хороший бухгалтер, а такие всегда нужны.
Теперь мама в свои пятьдесят пять лет выглядит лет на десять старше, и я не удивлюсь, если Мещерский в один прекрасный момент уйдет от нее к молоденькой, которая станет гордиться тем, что увела мужчину у «старухи». И тоже не будет от него требовать, чтобы шел работать и не сваливал все на ее слабые плечи. Или станет? Может, потому отчим от мамы и не уходит, что боится: молодые сейчас не те, что раньше. Далеко не всякая станет терпеть, что мужик сидит на ее шее. Большинство норовят сами кому-то на шею сесть.
Чего тебе? - тем же тоном спросила я.
Вот, теперь я вижу, ты прежняя Ленка, которую я люблю, а то вздумала кваситься! На что способен человек в таком состоянии? А ни на что!
Издалека заходите, Александра Константиновна!
Она торжественно вынула из сумки небольшую газетенку, в которой я сразу признала нашу городскую сплетницу "По секрету". Статья была на весь лист. С множеством восклицательных знаков. И называлась претенциозно: "Как "Мисс Очарование" превратилась в "Мисс Разочарование".
"Бывшая, четвертая по счету, жена известного бизнесмена Юрия Забалуева подала на экс-супруга в суд!.." - так начиналась статья самого скандального журналиста края Григория Вершкова.
Ну и что в этом странного? - Я подняла глаза на свою подругу.
Догадайся с трех раз!.. Ты посмотри, и ведь вроде не тупая. Бывшая жена, понимаешь! Он свободен!
И разговоры о нем с некоторых пор приняли определенное направление.
А что, между прочим, один из немногих настоящих мужиков. И себя не даст в обиду, и семью не позволит разорить… Ладно, не сверкай очами, это я так… На самом деле каждой женщине хочется чувствовать себя защищенной, но многим ли это удается? Немногим. Настоящих мужиков мало, и на всех не хватает. А принцы… Кому они нужны!
Шурик, отстань от меня!
Вот еще, отстань… Насколько я поняла, Юрий Иннокентьевич к тебе неровно дышит.
А я к нему?
А ты - не знаю, - наконец смутилась Шурик. - Догадываюсь, конечно, что это у вас взаимно.
Не говори глупости!
На самом деле я не хотела обсуждать эту тему. Как я отношусь к кому бы то ни было из мужчин, сейчас не имеет значения. Увы, я не могу в этом вопросе думать только о себе. А может, как раз о себе я и думаю.
Кое-кто из молодых женщин на моем месте, возможно, не стал бы особо терзаться муками совести. Вон оно, счастье, само идет в руки. Но я знала хорошо, что счастье не бывает обособленным, оно не может существовать в изоляции, как некий отдельно взятый случай, ему обязательно нужна среда. Та, в которой ты живешь.
И как бы ни были мы грешны в тех или иных своих поступках, есть в обществе мораль, которая суть нас самих, наших взглядов на мир. И одна из составляющих этой морали - уважение к усопшим.
Мой муж умер, и, вспоминая о нем при ком-то, я говорила: царствие ему небесное. Не потому, что была так уж набожна, а потому, что я признавала за ним право остаться в моей памяти человеком, достойным высшего блага. И царствия небесного, если оно есть.
Женя был хорошим человеком и мужем. Что поделаешь, он не мог вписаться в некие особо жесткие рамки его мужского мира, но мне его упрекнуть не в чем. Может, я и не все о нем знала, но больше ничего знать не хочу. Да и что теперь об этом говорить!
Так вот мое столь долгое объяснение сводится к одному: я должна в память о нем носить траур. Пусть и не в одежде, но в душе. Нельзя мне сейчас думать о другом мужчине, как бы я к нему ни относилась. И закроем эту тему!
Молчишь? - удивилась Шурик, а потом спохватилась: - И в самом деле, чего это я на тебя напала? Конечно, Забалуев не твоего поля ягода.
Почему это? - удивилась я, на мгновение позабыв о своем обете. - Потому, что он с бандитами тусуется?
Шурик удивленно фыркнула, но, сообразив, в чем дело, с превосходством взглянула на меня.
Ты Витю-боксера имеешь в виду? Еще один наш городской миф.
Шурик! Кто из нас работает в газете и должен обладать самой обширной информацией? Откуда ты все берешь? Витя не миф, он вполне реальный бандюган, и у Забалуева с ним довольно тесные отношения.
Откуда я все беру! - передразнила она меня. - Да оттуда же! Ты что, мимо ушей пропустила? Я с ментом живу, понимаешь! О своих текущих делах он рассказывает мне неохотно, а вот о криминальной обстановке в городе любит поговорить. Так вот, Витя-боксер в свое время числился в той же юношеской сборной по боксу, что и Юра Забалуев. С той поры они и корешат, всего лишь на уровне "здравствуй" и "прощай", а не потому, что у них общие дела.
Я облегченно вздохнула, будто и в самом деле собиралась связывать свою жизнь с Забалуевым.
И все-таки, - не выдержав, опять вернулась я к тому же разговору, - почему мы с Забалуевым разного поля ягоды?
Потому. Может, как люди вы и близки по духу, но как мужчина и женщина не совмещаетесь!
Вот что я не люблю, так это подобные категорические заявления. Можно подумать, что Шурик знает все на свете, а я только что, будто кутенок, глазки открыла.
Так-таки и не совмещаемся?
Я имею в виду вовсе не постель, - отмахнулась Шурик. - Вот смотри, он был четыре раза женат…
Ну, насчет четвертого раза еще неизвестно, был или не был. В том смысле, что и не думал разводиться. Гриша Вершков соврет - недорого возьмет.
В любом другом случае, ты права, он бы не побоялся. Но задевать Юрия Иннокентьевича!.. Ты статью-то почитала? В его огород если что и брошено, так мелкий камушек!
А не может быть это чьим-нибудь заказом?
Не может он сам на себя компромат печатать. Выборы скоро… Послушай, Ленка, а что, если он тебе таким образом о переменах в своей личной жизни сообщает?
Хочешь сказать, из-за меня он отказывается от блестящей карьеры?
Что происходит? Я так увлеклась обсуждением личности Юрия Иннокентьевича, что и забыла о своем решении его не вспоминать?!
Почему бы и нет, - пробормотала под нос Шурик. - Такой, как он, если полюбит, горы своротит. А я-то уже представляла его в роли мэра. Нет, наш электорат не простит ему четвертого развода! Неужели эта статья - чей-то заказ?
Вряд ли, - проявила и я свою осведомленность. - Он никогда не затягивает выяснение отношений со своими оппонентами. Лебедев попробовал было организовать против него кампанию, тут же получил по шапке и замолк. Что говорит твой Мурашов, анонимки в отдел еще поступали?
Вроде нет… Значит, кроме него самого - никого? Получился стих.
Самого - никого - не слишком удачная рифма.
О, ты не права, возьми наших поэтов-песенников. Они такое рифмуют, какое и в дурном сне не привидится!.. Ленка, о чем мы с тобой говорим!
А о чем бы тебе хотелось?
О том, о чем ты не хочешь.
Тебе непременно диалог нужен?
Давай, гони монолог.
Но не одна Шурик такая умная! Я тоже умею вести разговор в нужном русле. А уж сбить ее с этого дурацкого настроя вообще пара пустяков. Смотрите, Александра Константиновна, как я вас сейчас разведу!
Почему бы не начать говорить тебе? О том, например, как ты собираешься выходить замуж за Мурашова.
Я? За Мурашова?
Нет, я!.. Кто-то совсем недавно говорил, что ни за что и никогда. Может, твое мнение на этот счет изменилось?
Так, самую малость. Если уж выходить, так только за Мурашова.
Это почему же ему такое исключение?
Я не стала напоминать, что совсем недавно Александра говорила, что если бы за кого и вышла, то лишь за такого, как мой муж.
Потому что он так занят, что на другую женщину у него просто не останется времени.
И ты решила от него рожать?
Чуть живой. Не чирикает даже.
Замерзает совсем воробей.
Как заметит подводу с поклажей,
Из-под крыши бросается к ней!
И дрожит он над зернышком бедным,
И летит к чердаку своему.
А гляди, не становится вредным
Оттого, что так трудно ему…
Коза
Побежала коза в огород.
Ей навстречу попался народ.
- Как не стыдно тебе, егоза?
И коза опустила глаза.
А когда разошелся народ,
Побежала опять в огород.
Мальчик Вова
Подошла к нему корова.
- Уходи! - сказал ей Вова.
А корова не уходит.
Вова слов уж не находит.
Не поймет, что это значит,
На нее глядит и плачет…
Мальчик Лева
Горько плакал мальчик Лева
Потому, что нету клева.
- Что с тобой? - спросили дома,
Напугавшись пуще грома.
Он ответил без улыбки:
- Не клюют сегодня рыбки…
Жеребенок
Он увидел меня и замер,
Смешной и добрый, как божок.
Я повалил его на травку,
На чистый солнечный лужок!
И долго, долго, как попало,
На животе, на голове,
С восторгом, с хохотом и ржаньем
Мы кувыркались по траве…
После посещения зоопарка
Ночь наступила.
Заснули дома.
Город заснувший
Окутала тьма.
Спать малыша
Уложили в кровать.
Только малыш
И не думает спать.
Мама не может
Понять ничего.
Мама негромко
Спросила его:
- Что тебе, милый,
Уснуть не дает?
- Мама, а как
Крокодил поет?
Узнала
В дверях из метели старик-водовоз
Утром вошел, и Аленка сказала:
- Мама, ты видишь, пришел Дед Мороз,
Я его сразу-пресразу узнала!
Январское
Мороз под звездочками светлыми
По лугу белому, по лесу ли
Идет, поигрывая ветками,
Снежком поскрипывая весело.
И все под елками похаживает,
И все за елками ухаживает, -
Снежком атласным принаряживает!
И в новогодний путь - проваживает!
А после сам принаряжается,
В мальчишку вдруг преображается
И сам на праздник отправляется:
- Кому невесело гуляется? -
Лесами темными и грозными
Бежит вперед с дарами редкими,
И все подмигивает звездами,
И все поигрывает ветками,
И льдинки отвечают звонами,
А он спешит, спешит к народу
С шампанским, с музыкой, с поклонами
Спокойно прожитому году;
Со всеми дружит он и знается,
И жизнь в короткой этой праздности
Как будто снова начинается -
С морозной свежести и ясности!
Разбойник Ляля
(Лесная сказка)
Мне о том рассказывали сосны
По лесам, в окрестностях Ветлуги,
Где гулял когда-то Ляля грозный,
Сея страх по всей лесной округе.Был проворен Ляля долговязый.
Пыль столбом взметая над слободкой,
Сам, бывало, злой и одноглазый,
Гнал коня, поигрывая плеткой.Первым другом был ему Бархотка,
Только волей неба не покойник, -
В смутной жизни ценная находка
Был для Ляли друг его, разбойник.Сколько раз с добычею на лодке
Выплывали вместе из тумана!
Верным людям голосом Бархотки
Объявлялась воля атамана.Ляля жил - не пикнет даже муха! -
Как циклоп, в своих лесистых скалах.
По ночам разбойница Шалуха
Атамана хмурого ласкала…Раз во время быстрого набега
На господ, которых ненавидел,
Под лазурным пологом ночлега
Он княжну прекрасную увидел.Разметавши волосы и руки,
Как дитя, спала она в постели,
И разбоя сдержанные звуки
До ее души не долетели…С той поры пошли о Ляле слухи,
Что умом свихнулся он немного.
Злится Ляля, жалуясь Шалухе:
- У меня на сердце одиноко.Недоволен он своей Шалухой,
О княжне тоскует благородной,
И бокал, наполненный сивухой,
Держит он рукой своей холодной.Вызывает он к себе Бархотку
И наказ дает ему устало:
- Снаряжай друзей своих и лодку
И немедля знатную молодку
Мне доставь во что бы то ни стало!А за то моя тебе награда,
Как награда высшая для вора,
Все, как есть, мое богатство клада…
Что ты скажешь против договора?Не сказал в ответ ему ни слова
Верный друг. Не выпил из бокала.
Но тотчас у берега глухого
Тень с веслом мелькнула и пропала…Дни прошли… Под светлою луною
Век бы Ляля в местности безвестной
Целовался с юною княжною,
Со своей негаданной невестой!А она, бледнея от печали
И от страха в сердце беспокойном,
Говорит возлюбленному Ляле:
- Не хочу я жить в лесу разбойном!Страшно мне среди лесного мрака,
Каждый шорох душу мне тревожит,
Слышишь, Ляля!.. - Чтобы не заплакать,
Улыбнуться хочет и не может.Говорит ей Ляля торопливо,
Горячо целуя светлый локон:
- Боже мой! Не плачь так сиротливо!
Нам с тобой не будет одиноко.Вот когда счастливый час настанет,
Мы уйдем из этого становья,
Чтобы честно жить, как христиане,
Наслаждаясь миром и любовью.Дом построим с окнами на море,
Где легко посвистывают бризы,
И, склонясь в дремотном разговоре,
Осеняют море кипарисы.Будет сад с тропинкою в лиманы,
С ключевою влагою канала,
Чтоб все время там цвели тюльпаны,
Чтоб все время музыка играла…Атаман! Своя у вас забота, -
Говорит Бархотка, встав к порогу, -
Но давно пришла пора расчета,
Где же клад? Указывай дорогу!Ты прости, Бархотка мой любезный,
Мне казна всего теперь дороже!
- Атаман! Твой довод бесполезный
Ничего решить уже не может!Ты горяч, Бархотка, и удачлив,
Что желаешь, все себе добудешь!
- Атаман! Удачлив я, горяч ли,
Долго ты меня морочить будешь?Атаман, мрачнея понемногу,
Тихо сел к потухшему камину.
- Так и быть! Скажу тебе дорогу,
Но оставь… хотя бы половину.Атаман! Когда во мраке ночи
Крался я с княжной через долину,
Разве я за стан ее и очи
Рисковал тогда наполовину?А не жаль тебе четвертой доли? -
Ляля встал взволнованно и грозно.
- Атаман! Тебя ли я неволил?
Не торгуйся! Поздно, Ляля, поздно…Ляля залпом выпил из бокала
И в сердцах швырнул его к порогу.
- Там, где воют ветры и шакалы,
Там, в тайге, найдешь себе дорогу!Поздний час. С ветвей, покрытых мглою,
Ветер злой срывает листьев горсти.
На коне испуганном стрелою
Мчится Ляля в сильном беспокойстве.Мчится он полночными лесами,
Сам не знает, что с ним происходит,
Прискакал. Безумными глазами
Что-то ищет он… и не находит.Где княжна? - вскричал разбойник Ляля
Сквозь тугой порыв лесного гула.
И сказал Бархотка, зубоскаля:
- Вечным сном княжна твоя уснула…Атаман, ушам своим не веря,
Вдруг метнулся, прочь отбросил плетку,
И, прищурясь, начал, как на зверя,
Наступать на хмурого Бархотку.