Есть у нас в России такое издание "Однако" - журнал, как вы, наверное догадались, Михаила Леонтьева, автора одноименной программы на Первом канале ТВ. В номере от 26 апреля 2010 опубликовано интервью с первым директором ЧАЭС Виктром Брюхановым, который был приговорен в 1986 году к 10 годам лишения свободы.
Интернет версии у издания нет, поэтому выкладываю отсканированный вариант.
ЧЕРНОБЫЛЬ НИКОГО И НИЧЕМУ НЕ НАУЧИЛ.
Власти решили ликвидировать символ опасности, но не ее причины
Антон Самарин
В ночь с 25 на 26 апреля 1986 года произошла крупнейшая в истории техногенная катастрофа — авария на Чернобыльской АЭС. В ходе ликвидации аварии погиб 31 человек, а 600 тысяч человек, принимавших участие в тушении пожаров и расчистке завалов, получили высокие дозы радиации. Всего за два десятилетия от последствий катастрофы умерли почти 18 тысяч человек. В годовщину чернобыльской аварии. Однако публикует интервью с первым директором АЭС Виктором БРЮХАНОВЫМ.
Виктор Петрович назначил мне встречу в Доме офицеров московского военного округа. Туда, на юбилейный вечер, его пригласили организаторы чернобыльского движения России и Украины. Когда 74-летний инвалид II группы, облученный 250 бэрами (безопасная норма — 5 бэр в год), несущий на себе клеймо одного из главных виновников самой крупной в мире техногенной катастрофы, поднимался на сцену, зал встал. Тишину, повисшую на миг, разорвало аплодисментами. Седой, высохший до худобы старик шел, прикрываясь от них, как от пулеметной очереди: «Не надо».
— Виктор Петрович, как вы относитесь к тезису о том, что официальная версия суда, поддержанная МАГАТЭ, объясняющая чернобыльскую катастрофу ошибками и халатностью персонала ЧАЭС, направлена на сокрытие причин аварии, а на самом деле их происхождение — в конструктивных недостатках реактора, будто бы изначально созданного не для мирной энергетики, а для атомного оружия?
— Я не согласен ни с официальной точкой зрения, ни с тем, о чем пишут журналисты. На суде выступали ведущие ученые, конструкторы, представители технической экспертизы, прокуратуры. И все защищали честь мундира. Все! Вот это нагромождение лжи и увело нас от истинных причин аварии.
Напомню: на момент создания реактора РБМК-1000 его уровень, возможно, был самым высоким — чернобыльский реактор превосходил мировые аналоги. Это я знаю точно. Но я не возьму на себя дерзость утверждать, будто он использовался для производства атомного оружия. У нас были объекты, куда даже я, директор, не был вхож. Только спецслужбы. После того как я познакомился с обвинительным заключением и подписал его, я увидел письмо академика Волкова (сотрудник Института атомной энергетики имени Курчатова. — Прим. «Однако») на имя Михаила Горбачева. Он писал, что не раз обращался к академику Александрову (автору проекта взорвавшегося реактора. — Прим. «Однако») с требованием проектной доработки реактора. Горбачев в своей манере отмолчался. А когда готовился отчет в МАГАТЭ, было еще проще. В состав комиссии из 25 человек вошла группа Госатомнадзора — организации, напрямую заинтересованной в похоронах версии о проектных недоработках реактора. Почти половину комиссии составили «дети Александрова» — сотрудники Института атомной энергетики имени Курчатова. Круг замкнулся. Искать надо где-то здесь.
— Вы считаете, что причина аварии в проектных просчетах?
— Не хочу себя обелять. Нарушения со стороны персонала были, но они, будь все предусмотрено проектом, привели бы к выходу из строя блока, а не к катастрофе. Профессор Борис Дубовский утверждает, что если бы аварийная защита соответствовала назначению, ошибки персонала привели бы лишь к недельному простою 4-го блока. Что же касается системы защиты, уверен: она должна быть рассчитана на дурака. Не только на физика ядерщика, а и на меня, завхоза. То есть, каких бы ошибок ни наделал персонал, техника не должна так остро реагировать. Как японская бытовая техника: если мы нажмем не ту кнопку, агрегат не портится, не выходит из строя. Когда же мы закончили проверку, нажали кнопку «СТОН», реактор, вместо того чтобы остановиться, взорвался.
— Насколько опасно то, что в странах СНГ до сих пор используются реакторы чернобыльского типа?
— Их постепенно выводят из эксплуатации. Но что касается Чернобыля, могу смело утверждать, — с 1989 года и по сию пору ЧАЭС остается самой безопасной атомной станцией. От испуга ее доделали, как надо.
— Тогда зачем закрыли?
Обожглись на молоке. Я понимаю напуганного обывателя, который требует закрытия АЭС вообще. Поскольку это немыслимо, власти решили ликвидировать символ опасности, но не ее причины. С точки зрения технической, все просто: нажал кнопку — и все. А отработанное топливо? А 6 тысяч специалистов? А возврат 2 млрд долларов Всемирному банку реконструкции и развития? Но это все мелочи в сравнении с неизбежностью нового витка развития атомной энергетики. Вот тут бы и понять истинные причины катастрофы, чтобы знать, в каком направлении развивать отрасль. А мир не может понять, что нельзя отвергать мирный атом. Наверное, поэтому американцы, французы, англичане, японцы — все скрывают истинные причины аварий на своих АЭС. В этом смысле Чернобыль никого и ничему не научил.
— Когда вы осознали, что произошла катастрофа, которую и сравнивать не с чем?
Как и все — значительно позже. Один пример. Когда после взрыва приехал премьер СССР Рыжков, с ним — секретари ЦК КПСС Лигачев и Щербицкий, им докладывал министр энергетики Щербина: «4-й блок восстановим и сдадим к ноябрю. А 5-й построим к Новому году». Чушь? Ее на стройке выслушивала элита атомной науки СССР, правительственная комиссия, генерал полковник, командующий химическими войсками СССР Стукалов. Думаю, тогда никто не понимал, что произошло.
— Виктор Петрович, когда вы поняли, что главную вину возложат на вас?
— Сразу. Когда меня обвинили в том, что в ночь аварии я был в лесу с любовницей. Суд не смог подвести меня под расстрельную статью, но дал мне и Александру Дятлову, заместителю главного инженера, максимум — десять лет. Начальник смены Борис Рогожкин получил пять лет, начальник реакторного цеха Анатолий Коваленко — три года, инспектор Госатомнадзора Юрий Лаушкин — два. Дятлов, Лаушкин и Коваленко умерли после освобождения. Фомин уехал в Россию, о нем ничего не слышно. Рогожкин работает в Чернобыле.
— А где вы были в момент аварии?
— Дома. Накануне из Киева приехали на выходные дочь с мужем. Лиля была на пятом месяце беременности. Когда, кажется, 27-го, встал вопрос об эвакуации, я отдал ключи от нашего «жигуленка» зятю Андрею, велел забирать дочь, сына-девятиклассника и уезжать. Они не проехали и пяти километров, как под селом Копачи пришлось пропускать многокилометровую колонну автобусов. Они ехали эвакуировать Припять. Потом в Киеве дочь пошла к радиологам. Ее одежда звенела».
— Что с ребенком? Правда, что беременным в те дни принудительно советовали делать аборты?
— Про аборты не знаю. У нас родилась внучка. Я ее, правда, в первый раз увидел почти в пять лет, когда освободился. Долго деда не признавала. Сейчас заканчивает Академию МВД.
— Почему на суде вы отказались от защиты?
— Знал результат заранее.
— Где вы отбывали срок?
— Год под следствием в изоляторе КГБ. Во время суда — в обычном СИЗО. После суда — в Лукьяновской тюрьме под Киевом, потом в колонии общего режима в Луганской области. Уже потом понял, что СИЗО КГБ — это курорт в сравнении с Лукьяновской, Харьковской и Луганской тюрьмами. У ГБ камеры на двух, трех человек. Приходилось часто сидеть одному. Потом уже узнал от зэков, что в одиночку сажают перед расстрелом.
— Правда, что вы сами попросились в 70-местную камеру к уголовникам?
— Не просился. Просто на пересылке была камера на 30 мест, а нас туда натолкали около 70 человек.
— Что это был за сосед по камере, который хотел убить вас?
— Не сосед. Раз во время допроса в комнату вошел человек, думаю, кто-то из спецслужб, и зло так сказал: «Я бы тебя расстрелял». Я — ему: «Расстреливай». Он к кобуре потянулся. Но помедлил и ушел. А соседи... По-разному относились, чаще безразлично. Но некоторые до сих пор шлют поздравления с днем освобождения.
— Осужденные знали, кто вы?
— Я еще не приехал в Луганск, а про меня там уже знали. Привезли в спецмашине, выхожу во двор. Вывалила вся тюрьма. Смотрят, как на зверька. Потом относились как к поп-звезде — с восхищением и завистью.
— Чему завидовали?
— Как чему? Почти «политический». Не за понюшку табака забрили и не за краденый бумажник.
— А кем вы работали на зоне?
— Почти по специальности — в котельной слесарем. Сначала предложили заведовать библиотекой или быть диспетчером — распределять всех по работам. Должность насколько блатная в уголовном мире, настолько и опасная для жизни. Я отказался. Побоялся не за свою шкуру, а молвы. Понимал: в событие попал историческое, все равно под микроскопом изучать будут.
— После освобождения вы вернулись в Чернобыль...
— Мне дали приличную должность — начальник техотдела. Потом приехал как-то на АЭС министр энергетики Украины. Говорит: «Зайдите ко мне». И пригласил на должность замдиректора Ассоциации внешне-экономической деятельности при министерстве. К 70 годам уступил должность более молодому товарищу, сам занялся общественными делами.
— Судимость с вас снята?
— Нет. Приговор выносил Верховный суд Советского Союза. Такой страны нет. Кто же его отменит?..
— У вас не возникает желания обжаловать решение суда? По мнению многих экспертов, включая академика РАН Бориса Дубовского, «…осуждение пятерых сотрудников Чернобыльской АЭС — В.П. Брюханова, Н.М. Фокина, АС. Дятлова, А.П. Коваленко и В.В. Рогожкина... незаконно и необоснованно».
— Не имеет смысла. «Стрелочники» или умерли от лошадиных доз облучения, или, как я, образцово- показательно наказаны. Ворошить прошлое некому. Те, кто тихо загибается от радиации, не в счет. Дело сделано. Точка.
— Вы знаете о том, что в вашу квартиру в Припяти проложен международный туристический маршрут?
— Слышал, Я там был один раз, сразу после заключения. Лучше бы не ходил. Двери выбиты. Мебель вынесли мародеры. Семья, кстати, за вещами не возвращалась. Я уже сидел, когда разрешили забрать скарб. О тряпках не жалел, но от «доаварийной» жизни у меня ни одной фотографии не осталось. А ведь как жили?! Верили, что живем в городе будущего. Помню, бросил клич, чтобы у каждого жителя Припяти был свой розовый куст. И мы из Литвы и Латвии завозили розы. Пятьдесят тысяч кустов. Все прижились...
— Вам мешает слава того самого Брюханова?
— Мне нет. Дочь поменяла фамилию, когда вышла замуж. За сына и внуков, бывает, боюсь, потому что в справедливость не верю. На этом свете ее нет.
— Как полагаете, когда-нибудь мир узнает правду о Чернобыле?
— Истину мы не узнаем не потому, что ее скрывают. Ее не могут понять. По горячим следам, когда все было возможно выяснить, этого не захотели сделать.
Брюханов Виктор Петрович (род. 1 декабря 1935, Ташкент, СССР) - бывший директор Чернобыльской АЭС.
Биография
После окончания в 1959 году энергетического факультета Ташкентского политехнического института работал на Ангренской ТЭС (Ташкентская область) в должностях дежурный деэраторной установки, машинист питательных насосов, помощник машиниста турбины, машинист турбины, старший машинист турбинного цеха, начальник смены, начальник турбинного цеха.
В 1966 года приглашен работать на Славянскую ГРЭС (Донецкая область), где проработал до 1970 года в должностях старший мастер, заместитель начальника котельно-турбинного цеха, начальник этого цеха, заместитель главного инженера.
Член КПСС с 1966 года. Делегат XXVII съезда КПСС (1986). В период с 1970 по 1986 год неоднократно избирался членом бюро Киевского областного, Чернобыльского районного и Припятского городского комитетов партии, депутатом Чернобыльского районного и Припятского городского Советов народных депутатов.
С апреля 1970 года по июль 1986 года - директор Чернобыльской АЭС имени В. И. Ленина. После аварии в 1986 году отстранён от должности директора и с июля 1986 года по июль 1987 года - заместитель начальника производственно-технического отдела ЧАЭС.
3 июля 1986 года решением Политбюро ЦК КПСС «за крупные ошибки и недостатки в работе, приведшие к аварии с тяжелыми последствиями» исключен из рядов КПСС.
29 июля 1987 года постановлением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР приговорён к 10 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовом учреждении общего типа.
С августа 1991 года проживает в Ватутинском (ныне - Деснянском) районе города Киева. С февраля 1992 года работник государственного предприятия «Укринтерэнерго». Участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС (категория 1). Инвалид II группы.
Награды
Лауреат республиканской премии УССР (1978). Награждён: орденом Трудового Красного Знамени (1978), орденом Октябрьской революции (1983), медалями «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина» и «Ветеран труда», Почётной грамотой Верховного Совета УССР (1980).
Семья
- Жена - Валентина Михайловна, инженер-энергетик, В 1975-1990 годах - старший инженер производственного отдела ЧАЭС, ныне на пенсии.
- Сын - Олег (родился в 1969 году), инженер цеха ТАИ ТЭЦ-6, киевлянин.
- Дочь - Лилия (родилась в 1961 году), врач-педиатр, жительница Херсона.
В чернобыльскую квартиру первого директора ЧАЭС, Виктора Брюханова, расположенную в зоне отчуждения - городе Припять, рядом с АЭС, проложен международный туристический маршрут. И хотя от жилья остались пустые комнаты и выцветшие обои, поток желающих прогуляться «в зону» не иссякает. Все же там, по официальной версии, жил «один из главных виновников самой крупной в мире техногенной катастрофы». Спустя неполных десять лет после аварии выяснилось - Брюханов не виноват. Спустя двадцать лет о нем вовсе забыли. А Виктор Петрович Брюханов жив, живет в Киеве и хотя редко, но наведывается на Чернобыльскую атомную станцию, которую строил «с колышка».
В бывшей своей квартире были?
Один раз, сразу после заключения. Не сдержался. Лучше бы не ходил. Мы с супругой не взяли оттуда ни одной вещи. Пришел - дом нараспашку. Ничего не осталось. Только сломанный стул, и тот не из нашего дома... Слышал, что сегодня там вроде можно посидеть за «моим» рабочим столом. Бред.
Когда вас осудили?
Срок засчитывался с момента ареста - 19 августа 1986 года. Отсидел я полсрока. Благодаря администрации колонии освободился досрочно, в сентябре 1991-го.
Когда вы поняли, что всю вину переложат на вас?
Сразу. Когда меня обвинили в том, что в ночь аварии я был в лесу с женщиной. Хотя все отлично знали, что был дома, а после взрыва сразу же на станцию помчался. Позже, когда посмотрел закон, я понял, что от расстрела меня спасло исключительно то, что организаторы суда не смогли подвести меня под расстрельную статью. Слишком многое указывало на других. Они насчитали максимум - 10 лет.
Где сидели?
Год под следствием в изоляторе КГБ. Во время суда - в обычном СИЗО. После суда - в Лукьяновской тюрьме под Киевом, а потом в колонии общего режима в Луганской области.
Были скидки на то, что вы высокопоставленный заключенный?
Я благодарен следствию за то, что меня сразу поместили в СИЗО КГБ. Это потом я узнал, что такое Лукьяновская, Харьковская и Луганская тюрьмы. Изолятор ГБ - почти курорт в сравнении с ними. Там камеры на двух, максимум на трех человек. Приходилось часто сидеть одному. Как потом узнал, в одиночку сажают только перед расстрелом. Зэки считают, что это самая суровая кара: тихо так, что радуешься, когда слышишь, как звенит воздух.
Правда, что потом вы сами попросились в 70-местную камеру к уголовникам?
Не просился. Просто на пересылке была камера на 30 мест, а нас туда натолкали около 70 человек. Но утряска мне была не такой тяжелой, как ситуация после вынесения приговора. Тогда охранники за мной наблюдали даже в туалете и сидели ночью у кровати. Я спрашивал: «Зачем?» Отвечали как заведенные: «Так положено». Думали, наверное, как бы я на себя руки не наложил. Да я не из тех.
Осужденные знали, кто вы?
Тюрьма - это прежде всего моментальная информация. Я еще не приехал в Луганск, а меня там знали и ждали. Помню, привезли в спецмашине, выхожу, а во двор вывалила вся тюрьма. Смотрят, как на зверька. Я чувствовал себя обезьяной в зоопарке. Потом относились как к поп-звезде - с восхищением, завистью, а по большому счету - с безразличием.
Что вы делали в тюрьме?
Изучал английский. Начальники СИЗО, а потом тюрьмы разрешили жене привозить книги, газеты на английском. Теперь по-английски бегло читаю. Говорю хуже.
А кем работали?
В котельной слесарем. Почти по специальности. Сначала мне предложили заведовать библиотекой или быть главным диспетчером - распределять всех по работам. Должность настолько же «блатная» в уголовном мире, насколько и опасная для жизни. Я отказался. Побоялся не за свою шкуру, а молвы и сравнений с зятем Брежнева Юрием Чурбановым.
После освобождения стало легче?
Какое там. Такие унижения, как при регистрации в милиции или когда ко мне приходили домой и проверяли, не совершил ли я чего, в последний раз испытывал только «на ковре» в ЦК КПУ и в ЦК КПСС. До сих пор не знаю, что хуже: когда милиционер «законно» переворачивает твою квартиру вверх дном в поисках «оружия, наркотиков, валюты». Или когда тебя материт секретарь ЦК КПСС, обещая «повесить за яйца», а ты обязан стоять по стойке «смирно»?
Вам как удалось вернуться в обычную жизнь?
Я сразу поехал в Чернобыль. Встретили тепло. Дали приличное дело - начальник техотдела. А когда исполнилось 60, приехал как-то на АЭС министр энергетики Украины. Говорит: «Зайдите ко мне». И пригласил на должность замдиректора ассоциации внешнеэкономической деятельности при министерстве. Ближе к 70 должность уступил более молодому и здоровому, сам сосредоточился на общественных делах.
Не возникает желания обжаловать решение суда, пусть и двадцатилетней давности? Ведь по мнению многих экспертов, включая академика РАН Бориса Дубовского, «осуждение пятерых сотрудников Чернобыльской АЭС - В.П.Брюханова, Н.М.Фокина, А.С.Дятлова, А.П.Коваленко и В.В.Рогожкина... незаконно и необоснованно».
Кому и зачем это надо? Дело сделано. «Стрелочники» или умерли от лошадиных доз облучения, или, как я, образцово-показательно наказаны. Теребить прошлое некому - нет ни той страны, ни ее граждан. Я для России иностранец, а те, кто еще тихо загибается от радиации, простите за цинизм, не в счет.
Виктор Петрович, как вы относитесь к тезису о том, что официальная версия суда, поддержанная МАГАТЭ и объясняющая чернобыльскую катастрофу ошибками и халатностью персонала ЧАЭС, направлена на сокрытие настоящих причин аварии? А они, причины, в конструктивных недостатках реактора, который изначально был создан не для мирной энергетики, а для атомного оружия?
Я не согласен ни с официальной точкой зрения, ни с тем, что пишут журналисты. На суде высказывались ведущие ученые, конструкторы, представители технической экспертизы прокуратуры. И все защищали честь своих мундиров. Все! Это нагромождение лжи и увело нас от поиска причин аварии. Напомню. На момент создания реактора РБМК-1000 его технологический уровень, возможно, был самым высоким в мире. Но я не возьму на себя дерзость утверждать, будто он использовался для производства атомного оружия. Не знаю. У нас были объекты, куда даже я, директор, был не вхож. Только спецслужбы.
Но уже после того, как познакомился с обвинительным заключением и подписал его, я увидел письмо академика Волкова, сотрудника Института атомной энергетики имени Курчатова. На имя Михаила Горбачева он писал, что не раз обращался к академику Александрову (автору проекта взорвавшегося реактора. - «Профиль») с требованием проектной доработки реактора. Его не услышали. Когда готовился отчет в МАГАТЭ, в состав комиссии из 25 человек вошла группа Госатомнадзора - организации, напрямую заинтересованной в похоронах версии о проектных недоработках реактора. Причем почти половину комиссии составили «дети Александрова» - сотрудники Института атомной энергетики имени Курчатова.
Это правда, что проектанты за то, что «упростили» дорогостоящую систему защиты реактора, получили денежные премии?
Мне об этом неизвестно. Знаю только, что они были отмечены за изобретение реактора, работающего беспрерывно. Что же касается системы защиты, уверен: она должна быть рассчитана на дурака. То есть, что бы ни сделал персонал неверного, техника не должна реагировать. Как японская бытовая техника: если мы на кнопку нажимаем ошибочно, она просто не включается, но не портится и не взрывается. Тем более реактор. У нас же как получилось: когда мы закончили все проверки, нажали кнопку «СТОП», он, вместо того чтобы остановиться, взорвался. Я не физик-ядерщик. Я теплоэнергетик. Попросту - завхоз. Поэтому лишь со своей колокольни могу предполагать: если бы система защиты реактора была нормально сконструирована, аварии бы не произошло.
То есть вы все-таки считаете, что причина аварии в проектных просчетах?
Не хочу себя обелять. Нарушения со стороны персонала были, но они, будь все предусмотрено проектом, привели бы к выходу из строя блока, но не к катастрофе. Кстати, профессор Борис Дубовский, на которого вы ссылаетесь, утверждает, что если бы аварийная защита соответствовала назначению, то ошибки персонала привели бы максимум к недельному простою 4-го блока.
Опасно, что в бывшем СССР до сих пор используются реакторы чернобыльского типа?
Четыре ленинградских, четыре курских, три смоленских - одиннадцать в России. Еще два в Литве на Игналинской АЭС. Как опасно? Давайте считать. После взрыва 1986 года в зараженной зоне нельзя жить 300 лет. Радиоактивный стронций будет разлагаться еще примерно 1000 лет. Я надолго был выключен из дела, потом ослабли связи между странами, поэтому не могу судить о степени безопасности этих 13 реакторов сегодня. Но что касается Чернобыля, могу смело утверждать - с 1989 года и по сию пору ЧАЭС остается самой безопасной из существующих АЭС. От испуга ее просто доделали как надо.
Тогда зачем закрыли?
Обожглись на молоке и дуют на воду. Нужно понять истинные причины катастрофы, чтобы знать, в каком направлении развивать замещающие энергоисточники. Это здравый путь. Мир отошел от чернобыльского шока. Но нельзя ни абсолютизировать то, что мы называли «мирным атомом», ни отвергать его. Наверное, потому, что не только мы - американцы, французы, англичане, японцы,- все скрывают истинные причины аварий на своих АЭС. В этом смысле Чернобыль никого и ничему не научил.
Когда вам стало понятно, что в Чернобыле произошла беспрецедентная катастрофа?
Как и всем - не сразу. Приведу один пример. Когда после взрыва приехал премьер СССР Рыжков, с ним - секретари ЦК КПСС Лигачев и Щербицкий, им докладывал министр энергетики Щербина. Он уверял: «Мы 4-й блок восстановим и сдадим к ноябрю. А 5-й построим к Новому году». Чушь? Ее на стройке смиренно выслушивала элита атомной науки СССР, правительственная комиссия, генерал-полковник, командующий Химическими войсками СССР Стукалов, проводивший в зоне заражения разведку. Думаю, тогда никто не понимал, что произошло. Разве только спецслужбы. Но для меня их данные были и остаются тайной. Если вернуться в прошлое, то микроаварии были и раньше. На Ленинградской АЭС - в 1975 году, на той же Чернобыльской - в 1981-м. Но все скрывалось. О Ленинграде я знал по слухам - от коллег.
Осталась обида?
Она где-то глубоко. Стараюсь не показывать... Да и кому? Те, кто меня окружает, пострадали не меньше, а то и больше моего. А те, кто принимал решение меня засудить... им что? Как с гуся вода. Им на меня, на это интервью, на всех плевать.
Поле аварии вас обследовали врачи?
Как и всех, ни разу. Потом, при заключении под стражу, выяснилось: я получил 250 рентген. Санитарная норма для работника АЭС - 5 рентген в год. Во время ликвидации аварии норму увеличили до 25 рентген в год и в пять раз повысили зарплату. А после тюрьмы - какая радиация? Радуйся, что жив.
У вас есть удостоверение ликвидатора?
Да. Дает право бесплатного проезда в автобусе.
Мешает фамилия «того самого Брюханова»?
Мне нет. Дочь, слава богу, ее поменяла, когда вышла замуж. За сына и внуков, бывает, боюсь, потому что в справедливость не верю.
А кому или во что верите?
Так в жизни получалось: все, о чем мечтал, сбывалось. Близкие, супруга не отвернулись после взрыва... Грех жаловаться и гневить Всевышнего. Единственное... Перед апрелем 1986-го меня приглашали строить АЭС на Кубу, в Венгрию звали, еще куда-то. Уже не вспомню. Не знаю, почему отказывался. Наверное, судьба. В нее и верю.
Как полагаете, когда-нибудь мир узнает правду о Чернобыле?
Думаю, нет. Упущено время. Истину мы не узнаем не потому, что кто-то ее скрывает. Ее не могут понять. А по горячим следам, когда это было возможно, этого не захотели сделать.
Http://www.profile.ru/items/?item=18814