История одной московской семьи

в старых фотографиях

Известно, что каждая жизнь – история. Может быть, маленькая, неприметная, но все-таки история, которая становится впоследствии частью большой Истории.

Когда я решила рассказать о моей московской семье, меня поначалу одолевали сомнения. Будет ли кому-то интересно узнать эту частную историю? Передо мной – старые фотографии. Прадедушки и прабабушки, которых я знаю только по рассказам моих родных. О чем эти пожелтевшие фотографии могут рассказать людям? Что в них есть такого, что интересно всем и каждому, а не только мне самой? Конечно, они поведают о том, какие платья и костюмы были в моде, какие прически носили женщины и мужчины, как жил тот или иной социальный слой в старые времена. Чем же еще могут привлечь фотографии из семейного архива, если среди запечатленных на них людей нет ни потомственных аристократов, ни крупных ученых, ни прославленных деятелей искусства? Я снова и снова смотрю на снимки. Меняются люди, меняется время. Вот по-старинному тусклые, таинственно мерцающие фотографии 1910-х годов. Вот фотографии 1920-х – 30-х годов – свидетели новой жизни и новой страны. А вот они – молчаливые очевидцы трудных и мужественных 40-х… Потом 50-е, 60-е, 70-е… Все ближе и ближе к моему времени, но как давно все началось… Приходят и уходят люди, другим становится город.

Прошлое уходит, ускользает, растворяется в беспрерывном потоке жизни. Старые фотографии – те сохраненные обломки былого, которые мы можем удержать в руках. Словно в разбитом на множество осколков зеркале Времени, в каждой фотографии отражается Судьба. Судьба одного человека, судьба семьи, судьба целого поколения, целого народа, целой страны… Все они, далекие прадедушки и прабабушки, чей образ сохранили пожелтевшие снимки, были сопричастны истории, нашей исторической судьбе.

Судьба – не слепая власть неизбежного рока, а особая предназначенность каждого человека для каких-либо свершений в жизни. Невольно задумываешься и о своем месте в этой исторической непрерывности. Каково мое предназначение? Сохранить и продолжить историю, протянуть дальше, уже в XXI век, нить Судьбы, не позволить забыть свое прошлое.

Приглашаю Вас в небольшое, чуть сентиментальное путешествие по страницам памяти.

У меня дома есть несколько альбомов с фотографиями, на которых запечатлены совершенно чужие для моей семьи люди. Мой прадед (еще до революции) заведовал цинкографическим отделением в типографии Сытина, написал несколько книг по теории фотопроцессов и снимки эти использовал для иллюстраций. Разглядывать их – одно из любимых моих занятий. Мне нравится, перелистывая тяжелые страницы альбомов, переложенные пергаментной бумагой, наблюдать за тем, как жили, как выглядели, как общались люди задолго до моего рождения. Поразительно, но, вглядываясь в их лица, рассматривая, во что они одеты, какие предметы их окружают, я узнаю на этих фото... себя, своих близких: эти люди – такие же, как мы, так же смеются, так же важничают или волнуются перед объективом. Иногда я чувствую неловкость – уж очень эти снимки (и люди на них) кажутся наивными и простодушными. Возникает даже суеверный страх: я как будто смотрю туда, куда смотреть запрещено – этих людей давно уже нет в живых, но они по-прежнему улыбаются друг другу, продолжают начатый жест или просто смотрят на меня с тех, других берегов...

(Не)обычные лица

Старые снимки полны очарования. Одни из самых востребованных в книжных магазинах – фотоальбомы, в которых собраны бытовые фотографии, запечатлевшие жизнь самых обычных, теперь уже безымянных людей: «Семейный альбом: Фотографии и письма 100 лет назад», «Мы много путешествовали», «Дедушка, Grand-pere, Grandfather: Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX–XX веков» (Белый город, 2005; Этерна, 2010 и 2011). «Три года назад мы очень рисковали, выпуская на рынок первую книгу, составленную из фотографий конца XIX –начала XX веков, – вспоминает главный редактор издательства «Этерна» Нина Комарова. – И конечно, не могли предположить, что альбом «Хорошо было жить на даче» моментально раскупят: пришлось трижды допечатывать тираж! Оказалось, что читателям интересны не только мемуары, воспоминания, дневники, но и визуальные свидетельства об ушедшей эпохе». Так почему, ничего не зная о людях на фото –ни имен, ни биографий, ни характера, –мы так завороженно рассматриваем их лица?

ЭТО ЗАКОН ВОСПРИЯТИЯ: НАС ВОЛНУЕТ ЛИШЬ ТО, ЧТО ОКАЗЫВАЕТСЯ СОЗВУЧНЫМ НАШИМ СОБСТВЕННЫМ ПЕРЕЖИВАНИЯМ.

Узнавая себя

«Наше восприятие устроено таким образом, что любой предмет (и фотография не исключение) волнует нас только в том случае, если оказывается созвучным нашим собственным переживаниям», – комментирует психолог Вероника Нуркова. «Старые снимки – экран для наших бессознательных чувств и фантазий, – соглашается юнгианский аналитик Татьяна Ребеко. – И именно поэтому, глядя на фото незнакомых нам людей, которые жили совсем в другую эпоху, мы видим в них себя – «угадываем» наши собственные (бессознательные) желания и чувства». Получается, если запечатленная на фото женщина покажется мне особенно грустной и одинокой, то такое восприятие говорит скорее о моем настроении и мироощущении, нежели о ней, сфотографированной много лет назад. Выходит, рассматривая старые фотографии, мы получаем возможность вглядеться в свой собственный внутренний мир, узнать о себе что-то очень важное, понять свои потребности, увидеть мечты.

Под защитой прошлого

Когда мы держим в руках старую фотокарточку, прежде всего мы воспринимаем ее как старинную вещь. «Старое – значит, красивое; старое – значит, хорошее, – объясняет Вероника Нуркова. – Предметы старины обладают особым обаянием. Они вызывают уважение (будь то архитектура, произведения искусства, мебель или книги), потому что на них словно лежит знак качества: раз они пережили время, значит, в них есть что-то ценное, уникальное, то, что помогло им избежать разрушения, уничтожения».

На самом деле к фотографиям, которые сегодня кажутся нам уникальными, их современники относились скептически, замечали прежде всего их художественные или технические недостатки. Вот они – глазами немецкого писателя : «Мы перебирали карточки, на которых люди, ошарашенные вспышкой магния, с землистыми, сведенными судорогой лицами бессмысленно смотрели перед собой осоловелым взглядом и напоминали трупы, которые посадили на стулья, не закрыв им глаза». Так он описывал модное в начале ХХ века увлечение фотографией*. Но сегодня мы воспринимаем их иначе. «Мы не замечаем всех этих недостатков, –говорит арт-терапевт Александр Копытин**, – напротив, испытываем уважение и даже почтение. Так бывает при встрече с пожилым и, как нам кажется, очень опытным и умудренным жизнью человеком –эти фотографии дают нам ощущение определенности, надежности. Они словно защищают нас, даря надежду на то, что мы, вопреки всему, сумеем преодолеть любые жизненные невзгоды».

Укрыться от реальности

Идеализация прошлого – еще одна причина симпатии к старым фото. По мнению культуролога Светланы Бойм, это переживание сродни ностальгии и чаще возникает в переходные периоды истории***. Так проявляет себя особая защитная реакция психики: бессознательно мы ищем в прошлом стабильности и предсказуемости, которых не хватает нам в сегодняшней жизни. Но во все времена чаще других прошлое идеализируют те из нас, кто не удовлетворен своей жизнью, не уверен в себе и остро переживает упущенные возможности. «Такие люди пребывают в постоянном конфликте с реальностью, которая не дает им реализовать себя, воплотить в жизнь свои идеи, желания, – поясняет Александр Копытин. – А воображаемое «прекрасное прошлое» позволяет (хотя бы в фантазиях) удовлетворить эти потребности и на время почувствовать себя в укрытии, где можно передохнуть. Рассматривая старые фотографии, мы погружаемся в иную эпоху, устанавливаем новые отношения с незнакомыми людьми, ведем с ними внутренний диалог. И в этом «убежище» мир становится более понятным, уютным, обжитым».

Чужая жизнь

Среди нас немало и тех, кто равнодушен к старым фото. «Рассматривая изображения, мы вольно или невольно «вживаемся» в эти снимки, пытаясь понять, кто на них запечатлен, включаемся эмоционально и в итоге выходим за узкие рамки привычного восприятия реальности, – объясняет арт-терапевт Александр Копытин. – Не все готовы к таким душевным усилиям, а кто-то может быть настолько перегружен собственными переживаниями, что в его душе просто не находится места для других людей. Даже из прошлого».

«Достроить» свою семью

Созерцание старых снимков завораживает, как сон. И так же, как наши сны, является одним из способов заглянуть в свое бессознательное. «Сны приходят к нам в виде картинок – в этом они похожи на фотографии, – говорит психоаналитик, член Парижского психоаналитического общества Елена Жалюнене. – Но на фото можно задержать взгляд подольше, в отличие от мимолетного сна. Мы можем фантазировать о том, что видим своих предков, придумывать их судьбу, сравнивать себя с ними. Глядя на других, мы погружаемся в собственную историю, достраиваем ее, обретая свою идентичность».

«Мы можем помечтать и додумать что-то , – продолжает Татьяна Ребеко. – Так, многим знакомы фантазии о том, что жизнь их сложилась бы иначе, родись они в другой семье. Старые фото дают возможность придумать себе иные отношения с родителями, другую судьбу и таким образом что-то скорректировать в своей реальной жизни». К старинным фотографиям внимательнее те из нас, кто хочет больше узнать об истории своей семьи, – с этим согласна и Вероника Нуркова. «Революция, войны, эмиграция лишили многие российские семьи реликвий и архивных материалов, которые связывают нас с предыдущими поколениями, – поясняет психолог. – Это создает пробелы в семейной истории, которые лишают ориентиров. Попробовать восстановить эти пробелы можно с помощью старых снимков, которые заменяют бытовые картинки из жизни собственной семьи. На образы незнакомых людей мы «надеваем» фантазии о своих предках: эта женщина в кринолине, конечно, не моя прабабушка, но она жила в то же время и могла выглядеть так же... Так, в воображении, мы достраиваем историю своего рода». Интересно, что в Европе, где нет подобных разрывов в истории, где дом или участок земли может принадлежать семье на протяжении нескольких сотен лет, а семейные традиции и реликвии передаются из поколения в поколение, интерес к старинной фотографии носит менее напряженный характер, чем в России, отмечает Вероника Нуркова.

Обещание вечной жизни

ИДЕНТИФИЦИРУЯСЬ С ГЕРОЯМИ СТАРЫХ ФОТО, МЫ – ПУСТЬ НЕВОЛЬНО И ВСЕГО ЛИШЬ НА МИГ – ОЩУЩАЕМ СЕБЯ БЕССМЕРТНЫМИ.

Технология фотографии позволяет зафиксировать самое уязвимое в нас – нашу внешность и тело, которое непрерывно меняется... чтобы однажды исчезнуть. Парадокс снимков в том, что они, пройдя через время, переживают своих героев. Этих людей давно уже нет, но в то же время мы смотрим – и вот они: веселы, счастливы, живы. «Мы можем почувствовать их почти магическую способность противостоять времени и связанным с ним физическим изменениям, – размышляет Александр Копытин. – Старые фото словно отменяют старение и саму смерть. Идентифицируясь с героями этих снимков, мы – пусть на мгновение и чаще не осознавая этого – можем ощутить себя бессмертными. Как будто под черно-белым или охристым покровом старых фото, как под слоем истлевшей листвы и глубокого снега, лежит та основа, из которой сможет «прорасти» наша новая жизнь».

* Т. Манн «Волшебная гора» (АСТ, Астрель, 2010).

*** С. Бойм «Конец ностальгии?» (НЛО, 1999, № 9).

Передо мной фотография крестьянской семьи Глуховцовых. Семь человек внимательно смотрят в объектив. Глава семьи сидит со своей супругой, внучка стоит перед ним, а четверо стоят сзади. Все в духе начала прошлого века. Из материалов Воронежского архива известно, что крестьянский род Глуховцовых проживал в селе Талы с его основания (1747г.), крепостными они никогда не были, относились к сословию государственных крестьян. Однофамильцев на селе у них не было. А вышел этот род из малороссийских казаков, о чем свидетельствуют документы, хранящиеся в Москве в архиве древних актов. Одна из типичных семей, переживших тридцатые-пятидесятые годы, испытавших на себе унижения, раскулачивание и ссылку. Когда-то неплохо жили в селе Талы Богучарского уезда Воронежской области, работали с утра до вечера, растили детей, решали бесконечные бытовые проблемы. Не понравилось их трудолюбие местным властям, возмутилась беднота, а тут еще райком партии потребовал ускорить ликвидацию кулачества, как класса. А дальше – как у сотен тысяч «справных» семейств - всё отобрали и выселили в Акмолинскую область Казахстана. Было это в 1931 году. Поставили их на учет в спецкомендатуру и велели регулярно отмечаться. Так было до 1956 года. Дети выросли, создали свои семьи, воспитали своих детей. И вот эти дети, после того, как развалилась та власть, которая всё это делала, потребовали восстановить справедливость. Занялась этим Юлия Ивановна Дерешева, урожденная Глуховцова. И возникли проблемы. Из Акмолинской области сообщили: «Данных о нахождении в ссылке Вас и Ваших родителей не обнаружено, так как все дела на бывших спецпереселенцев кулаков уничтожены в 1955 году.» Пришлось искать свидетелей и подавать в суд. Наконец, 27 сентября 1955 года народный суд города Акмола Республики Казахстан рассмотрел этот вопрос и, выслушав двух свидетелей, которые когда-то жили там же в ссылке, решил: «Установить Дерешевой Юлии Ивановне- 1928 года рождения, уроженке с. Талы факт выселения в 1931 году в составе семьи из Воронежской области села Талы в Акмолинскую область село Новокубанка, нахождении на спецпоселении в составе семьи с1931 года по 1956 год и нахождении на спецучете с 1931 года по 1956 год.» Но тут возникла новая проблема: -А почему муж у Вас Дерешов, а Вы - Дерешева? А сын Владимир носит фамилию Дерешов. Получается что Вы к семье Глуховцовых никакого отношения не имеете…. Пришлось подать в суд. 30 сентября 1977 года Солнечногорский городской суд Московской области установил, что Юлия Ивановна в 1951 году взяла фамилию мужа, но в 1978 году при обмене паспорта её фамилию в паспорте записали как Дерешева. Суд решил, что Дерешева Ю.И. является женой Дерешова К.Ф. и родной матерью Дерешова В.К. Теперь надо было установить факт конфискации имущества. Пришлось искать свидетелей и опять подавать в суд. Наконец Солнечногорский суд 30 апреля 1998 года решил: « Установить юридический факт того, что в 1931 году у её родителей Глуховцовых Ивана Дмитриевича и Надежды Игнатьевны, с которыми она проживала в селе Талы, было конфисковано незаконно имущество: жилой дом с пристройкой, шесть волов, четыре коровы, четыре лошади, три свиньи, овцы, домашняя птица.» В отделе по реабилитации жертв политических репрессий Воронежской области в декабре 1998 года отреагировали так: « В настоящее время выдать справку о реабилитации Вашего отца не представляется возможным, так как решением Солнечногорского городского суда установлен только факт конфискации имущества, а не применения политических репрессий в административном порядке.» И опять суд. 19 марта 1999 года всё тот же Солнечногорский городской суд решил: « Установить факт применения репрессий….» Но вот все суды закончились благополучно и 13 июля 1999 года в УВД Воронежской области выписана справка о реабилитации. Но разве справедливость восторжествовала? А где добротно налаженное хозяйство, которое конфисковали при раскулачивании? Администрация Кантемировского района Воронежской области ответила так: «…село Талы сравнительно большой населенный пункт, ранее состоявший из 7-ми колхозов. Три населенных пункта в настоящее время уже не существуют. Постарайтесь более подробно сообщить, где точно вы проживали (улица или просто местность), где стоял Ваш дом и строения, кого помните из соседей или дальних родственников». Может ли помнить это 3-летний ребенок? Ведь именно столько было Юлии Ивановне в 1931 году. Да и зачем? Ведь суд уже установил перечень незаконно конфискованного имущества. Да и живность вся – коровы, лошади и прочее – давно уже сгинула в обнищавших колхозах. Да и дом вместе с амбаром и другими пристройками вряд ли сохранился. И вот 10 ноября 1999 года появилось заключение Комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий, которая признала, что Юлия Ивановна является наследницей первой ступени конфискованного имущества. На основании этого заключения Отдел финансов Кантемировского района летом 2000 года радостно сообщил, что шесть месяцев назад было принято решение администрации о выплате ей за незаконно конфискованное имущество некоторой суммы, а именно ….8349 рублей. Тут и дом с амбаром… Тут и свиноматки с курами… Тут и 25 лет ссылки… И что же деньги эти? Когда их получить можно? А вот когда: «Компенсация Вам будет выплачена в порядке очередности по мере поступления денежных средств из федерального бюджета». А часто ли средства-то поступают? « В 1999 году поступило из федерального бюджета 77 тыс. рублей, в 2000 году – 19 тыс. рублей при потребности в средствах 259 тыс. рублей». В списке очередности 72-летняя Дерешева Ю.И. была двадцать шестая. С тех пор и ждет. Теперь ей 76 лет.

Передо мной старая чёрно-белая фотография, пожелтевшая от времени. Старая, пожелтевшая, но именно эта фотография мне особенно дорога. Смотрит с неё мой прадедушка - Виноградов Василий Антонович, которого давным- давно нет в живых, но он, наверное, смотрит на нас с неба и радуется за наше счастье, за мирный труд, за улыбки, смех - за всё то, за что он сражался на фронтах Великой Отечественной. Хочется сказать: «Я горжусь тобой, дедушка!»

Родился мой прадедушка в небольшой деревушке Вятской губернии. Семья была большая, и мой прадедушка Василий родителям был первым помощником, поэтому вырос трудолюбивым и деловитым. Окончил церковно-приходскую школу, любил читать, хотел стать грамотным, завести семью и работать в родном колхозе. «Где родился, там и пригодился», - так любил повторять о себе прадедушка.

Но жизнь уготовила ему трудное испытание.

В голодные тридцатые годы мой прадедушка работал бригадиром в колхозе. На общем собрании он призвал селян оставить часть урожая в колхозных закромах, ведь от голода умирали люди. Эти слова были доложены в НКВД, и на следующий день прибыли люди в чёрных кожаных куртках и кепках и объявили Василия Антоновича «врагом народа». Два брата дедушки пытались заступиться за него, тогда их обвинили в содействии врагу народа и тоже увезли. Осудили трёх братьев сроком на десять лет и направили на строительство Беломоро — Балтийского канала. Было трудно, но прадедушка не растерял доброту души, любовь к родным и близким, любовь к Родине.

В1939 году они пошли воевать добровольцами на советско-финскую войну и служили в штрафном батальоне.

В 1941 году фашистская Германия напала на нашу Родину. Все, от

мала до велика, встали на её защиту. Прадедушку перевели с финской границы на передовую. Враг был жесток и силён, трудно было в боях побеждать его. Но любовь к Родине, к семье призывала советских солдат проявлять чудеса храбрости.

Мой прадедушка тоже показал себя настоящим защитником Отечества. Особо отличился на Первом Украинском фронте. При освобождении Киева был тяжело ранен, но после лечения в госпитале снова вернулся в строй. По-другому он не мог. Потому что врага надо было разбить. За мужество, проявленное при освобождении Киева, прадедушка был награждён орденом Красной звезды. Эту высокую награду Василию Антоновичу вручал лично маршал К.К.Рокоссовский. Только после этого было снято позорное обвинение «враг народа». Затем он участвовал в Кёнигсбергской операции, и был награждён вторым орденом Красной звезды. А потом ещё была медаль «За отвагу».

Домой вернулся победителем, освободителем только к весне 1946 года. Но радость была недолгой. Война оставила смертельный след не только в его памяти, но и в сердце. Злоумышленный осколок все чаще его беспокоил. Осенью этого же года моего прадедушки не стало. Он всегда был рад, что снова наступил мир, а за это не страшно и жизнь отдать.

Вот такую историю рассказала устами мамы старая фотография, которая в нашей семье особо хранима.

Андреева Юлия,

ученица 6в класса

Средняя общеобразовательная

школа №19 г. Йошкар- Олы

Сочинение «О чем мне рассказала старая фотография.»

Недавно, в школе нам дали задание написать сочинение по старой фотографии . Я нашла, наверное, самую старую фотографию , какая была у нас дома, и вот, что у меня получилось.

Передо мной лежит старая пожелтевшая фотография. На ней изображена моя бабушка. Её поставили на стул, дали ей пупсика, но она всё-равно испугана и плачет, потому что хочет на ручки к своей маме, ведь здесь моей бабушке чуть больше года, совсем маленькая.

Бабушка одета в ситцевое платьице и шапочку, сшитую из атласных лент. Раньше одежду шили сами, для моей бабушки это платье и шапочку сшила её бабушка, которая мне является прапрабабушкой.

Этой фотографией наша семья очень дорожит: она была сделана больше пятидесяти лет назад, и это единственное изображение моей бабушки в столь раннем возрасте.

А потом мне захотелось написать ещё про одну фотографию, она мне тоже показалась интересной, хотя она и не такая старая, как предыдущая.

На этой фотографии запечатлена моя мама со своей младшей сестрой, моей тётей. Фотография сделана поздней весной: снег уже растаял, земля подсохла, прошлогодний мусор убран, но зелёная травка ещё не появилась, молоденьких листочков на деревьях тоже нет.

Однако, погода тёплая. Это мы можем понять из того, что мама и тётя легко одеты. На тёте кофта, а мама вообще в летнем платье.

Смотришь на этих девочек и понимаешь, что они счастливы: улыбаются, смеются. Тётя в руках держит старую куклу, завернутую в детское пальтишко. Мама решила прокатить на колясочке кошку, но кошка вырывается и не желает в ней сидеть. Мама пытается кошку удержать, чтобы быть с ней в кадре. У мамы растрепались волосы, одна из косичек почти расплелась, наверно она достаточно побегала за кошкой, пока её поймала.

Этой фотографией наша семья очень дорожит, потому что она, как и предыдущая, существует в единственном экземпляре. Кроме того, эта фотография сделана двоюродным дедушкой мамы, когда он, единственный раз в жизни, приезжал к нам в гости из Украины. Поэтому, глядя на это фото, мы вспоминаем ещё и его.