ГЕРАКЛИТ (Ἡράκλειτος ) из Эфеса (ок. 540 – ок. 480 до н.э., согласно Аполлодору) – древнегреческий философ-пантеист; политический и религиозно-этический мыслитель пророческо-реформаторского склада. Имел наследственный титул басилевса (царя-жреца), от которого отрекся в пользу брата. Автор единственного сочинения (в одной книге из трех глав: «О Вселенной, о государстве, о богословии»), по преданию посвященного в храм Артемиды Эфесской; сохранилось более 100 фрагментов-цитат. Книга Гераклита написана метафорическим языком, с намеренной многозначностью, притчами, аллегориями и загадками (отсюда прозвище «Темный» и трудности интерпретации). Перипатетическая доксография, буквально понимая метафорику Гераклита, односторонне интерпретировала его как «физика», но, по свидетельству грамматика Диодота (у Диогена Лаэртия IX, 15), сочинение Гераклита – не «о природе», а «о государстве». В известном смысле Гераклит был первым греческим утопистом, предвосхитившим тему «Государства» Платона и написавшим об идеальном переустройстве общества, религии и морали на основании естественного закона, начиная с радикальной реформы человеческого языка и мышления.

Своеобразие мировоззренческой и философской позиций Гераклита в том, что он выступал как против мифопоэтической традиции (Гомер, Гесиод), так и против рационализма Ионийского просвещения (Ксенофан, Гекатей). Фундаментальная оппозиция, вокруг которой вращалась мысль Гераклита, – «одно» и «многое» (или «все»). В онтологии, космологии, теологии, политике и этике Гераклит утверждал примат «одного» над «многим»: истинно и реально только одно, оно тождественно с субстратом «этого космоса», оно есть единственный истинный бог, оно обнаруживает себя в «естественном» законе (парадигматическом для всех человеческих законов), оно же есть высшая этическая ценность (т.к. цель философствования – обожение); соответственно, феноменальный мир «многого» увязывается с многобожием, демократией (правлением «многих»), гедонизмом (любовь к чувственному множеству) и отрицается Гераклитом как неподлинный и лишенный ценности. Формально монизм Гераклита сходен с элейским, но метод – диаметрально противоположен. Если рационалист Парменид доказывает тезис о единстве путем логической дедукции, то Гераклит делает то же самое, декларируя чистый сенсуализм («что можно видеть, слышать, узнать, то я предпочитаю» – фр. 5 Marcovich/ 55 DK), разбивая весь феноменальный мир на пары противоположностей и показывая «тождество» каждой из них (значительная часть фрагм. Гераклита – конкретные примеры такого совпадения противоположностей). «Единство противоположностей» у Гераклита – не «соединенность» или «связность» (которая предполагала бы их раздельную индивидуальность, отрицаемую Гераклитом), но «полное совпадение», абсолютное «тождество» (ταὐτόν ) вплоть до неразличимости. Объективное («по природе») «одно» эмпирически обнаруживается как «два». Т.о., именно насквозь антитетическая структура «явлений» свидетельствует о нерасторжимой «гармонии» и абсолютном единстве «скрытой природы» (= космического бога). Сокровенные «мир» и «гармония» обнаруживаются как явленные «война» и «раздор» (фр. 28/80). Но люди «не понимают, что враждебное ладит с собой: перевернутая гармония, как лука и лиры» (фр. 27/51). Два атрибута Аполлона (которого Гераклит считает своим философским наставником – фр. 14/93) совпадают в схематической А (α) – образной фигуре лука (символ войны), который при «перевертывании» оказывается лирой (символом мира).

Эпистемология Гераклита связана с его философией имени и основана на метафорической модели «мир как речь» (логос), типологически близкой к древнеиндийскому понятию брахман (сначала «священная речь», затем – онтологический абсолют) и идее «Книги природы» в средневековой и ренессансной философии. Метафорическое выражение «эта-вот речь» (логос, фр. 1/1) отсылает к «тому, что у нас перед глазами», к видимой «речи» природы, к физическому космосу, непосредственно воспринимаемому чувствами. Книгу (речь) природы нельзя прочитать (услышать), не зная языка, на котором она написана (фр. 13/107); отдельные вещи суть «слова» этой речи. Поскольку греческое письмо было сплошным (без словоразделения), философия оказывается искусством правильного чтения (интерпретации) и деления чувственного текста на «слова – и – вещи»: «...я разделяю их согласно природе и высказываю как они есть» (фр. 1/1). Задача философа – вычленять из потока сенсорных данных каждую пару противоположностей, «схватывая» их «вместе», в одном слове-понятии. Люди же разделили «этот логос» не «по природе», в результате все слова человеческого языка – лишь бессмысленные «слоги» природных имен, а весь человеческий язык (и мышление) подобен бессвязному бормотанию спящего или глоссолалии сумасшедшего. Мир как логос, прочитанный (услышанный) правильно, есть «одно», прочитанный неправильно – «многое». «Выслушав не мою, но эту-вот речь, должно признать: мудрость в том, чтобы знать все как одно» (фр. 26/50). Человечество живет в неверно дешифрованном мире мнения-доксы: «большинство не воспринимает вещи такими, какими встречает их (в опыте)... но воображает» (фр. 3/17). Люди «сталкиваются» с реальностью лицом к лицу, но не видят ее, так как погружены в «собственное сознание» (ἰδὶη φρόνησις ), они «присутствуя, отсутствуют» (фр. 2/34) и видят только собственные сны. Ученые накапливают эмпирические факты, не понимая, что только умножают свое невежество: познание «явлений» подобно ловле вшей – чем больше «увидел и схватил», тем меньше осталось (фр. 21/56). «Бытие любит прятаться» (фр. 8/123): чтобы найти золотую крупицу истины, надо перекопать гору пустой породы «явлений» (фр. 10/22). Но тот, кто проделает этот титанический труд и элиминирует весь феноменальный мир целиком, придет к исходной точке и встретится с самим собой: «я искал самого себя» (фр. 15/101).

Онтологически абсолют тождествен субъекту познания (ср. тождество брахмана и атмана в адвайта-веданте). По устранении конвенциональной множественности «этот-вот космос» предстает здравому уму как «вечно живущий огонь, мерно вспыхивающий, мерно угасающий», он «не создан никем из (традиционных) богов, никем из людей, но был, есть и будет» (фр. 51/30). «Огонь» – метафора сакрального типа, обозначающая «чистую сущность» или «невоспринимаемый субстрат», к которому «примешиваются» чувственные благовония («день – ночь», «зима – лето» и т.д. – фр. 77/67), воскуряемые на алтаре космоса в Храме природы. Смертные воспринимают только благовония (т.е. «явления») и ошибочно дают им «имена» – «по запаху каждого», тогда как единственная реальная основа («природа») всех этих имен – «огонь». «Огонь» Гераклита обладает жизнью (фр. 51/30), сознанием (φρόνιμον ), провиденциальной волей (ср. фр. 85/41) и «правит вселенной» под именем «Перун» (фр. 79/64), т.е. отождествляется с Зевсом. Он – носитель космического правосудия (Дике) и грозный Судия, карающий грешников в конце времен (фр. 82/66). Греческое слово πῦρ, означающее не столько «огонь» в смысле «видимого пламени», сколько «пыл, жар» (ср. древнеиндийское понятие «тaпac»), y Гераклита приобретает значение огненной энергии, космического духа, поскольку противопоставляется плотскому, телесному бытию как его потенциал (фр. 54/90). «Угасание» огня в начале космического цикла (своего рода кенозис) приводит к его воплощению в чувственно-осязаемое тело расчлененного космоса, состоящего из четырех элементов (фр. 53/31). Наступает эпоха «нужды» и страданий космического бога, растратившего себя на подлунные элементы (воздух, воду, землю). Золото отдано под залог имущества (фр. 54/90), но по истечении долгового срока золото получается назад, а залог (имущество) отдается: огненный дух развоплощается и наслаждается «избытком». Эта циклическая пульсация Вселенной бесконечна и фатально неизбежна. В космогонии Гераклита отчетливо видны следы мифа о страстях умирающего и воскресающего божества. Отсюда его «трагический пессимизм»: мы живем в эпоху дегенерации бытия, но будущее человечества еще страшнее настоящего (ср. легенду о Гераклите как «плачущем философе»).

Человек, как и космос, состоит из света и ночи (духа и тела), попеременное преобладание которых друг над другом («вспыхивание и угасание») вызывает чередование бодрствования и сна, жизни и смерти: умирая, человек «пробуждается» от смерти плотского существования (фр. 48/26). Подлунный мир, в котором мы живем, – загробное царство (Аид), а тело – могила души (фр. 49/21, 50/15, 72/98). «Души» вовлечены в космический круговорот элементов (ср. Сансара ), из которого исключен только огонь (фр. 66/36). Поэтому, чтобы вырваться из круга перерождений и избавиться от страданий, надо сделать свою душу «сухой», т.е. приблизить ее к «огню». Достижение «сухости» требует аскезы: диеты (вегетарианство), полового воздержания (так как семя есть излияние влажной души) и вообще отказа от чувственных удовольствий. Ниспадая в мир становления (ибо «со страстью бороться тяжело» – фр. 70/85), душа начинает питаться испарением из крови собственного тела, постоянное «увлажнение» делает ее «пьяной» (фр. 69/117) и сводит с ума: она забывает мир бытия и воспринимает только поток становления. «Влажная душа» и есть субстрат ощущения. Вечно текущие души-испарения Гераклит сравнивал с реками: «на входящих в те же самые реки текут то одни, то другие воды» (фр. 40/12). «Входящий в реку» – это сознающее Я, погружающееся в поток ощущений. Мир становления, т.о., – проекция психического потока сознания на объективную реальность. Живущий «согласно природе» и «внимающий» логосу (В 112), достигнув огненного просветления ума, может обрести «нечаянное» (фр. 11/18) и стать богом при жизни (поэтому апокрифические письма Гераклита говорят о его самообожествлении). «Личность – божество (или «судьба») человека» (фр. 94/119).

Политический раздел книги Гераклита почти не представлен фрагментами. Вероятно, его политическим идеалом была утопическая просвещенная монархия – правление «одного наилучшего» (фр. 98/49), философа на троне, опирающегося не на писаные законы, принимаемые и отменяемые по «своеволию» (фр. 102/43) большинства, а на «один, божественный», начертанный в вечной «Книге природы». Возможно, однако, что эту монархию он отождествлял с Космополисом, и следовательно, был анархистом-космополитом (именно так понимали его киники). Политеизм, по Гераклиту, должен быть заменен культом одного бога: «Признавать одно Мудрое Существо: дух (Γνώμη ), могущий править всей Вселенной» (фр. 85/41). Монотеистическая реформа Дария могла повлиять на Гераклита (поэтому его сравнивали с Зороастром), но степень иранского влияния остается предметом дискуссий.

Фрагменты:

1. DK I, 139–190;

3. Heraclitea, édition critique complète des témoignages sur la vie et l’oevre d’Héraclite d’Éphèse et des vestiges de son livre et de sa pensée, ed. S.Mouraviev, vol. II A 1. P., 1999;

4. Лебедев. Фрагм., ч. 1. M., 1989, с. 176–257.

Литература:

1. Кессиди Φ. Χ. Гераклит. M., 1982;

2. Богомолов А.С. Диалектический логос: Становление античной диалектики. М., 1982, с. 56–76;

3. Доброхотов А.Л. Гераклит: фрагм. В 52. – В сб.: Из истории античной культуры. М., 1976, с. 41–52;

4. Муравьев С.Н. Жизнь Гераклита Эфесского. – «Вестник древней истории», 1974, 4, с. 3–23, 197–218; 1975, 1, с. 27–48, 229–244; 1976, 2, с. 47–71;

5. Он же. Скрытая гармония. Подготовительные материалы к описанию поэтики Гераклита на уровне фонем. – В сб.: Палеобалканистика и античность. М, 1989, с. 145–164;

6. Лебедев A.B. Агональная модель космоса у Гераклита. – «Историко-философский ежегодник’87». М., 1987, с. 29–46;

7. Kahn Сh. The art and thought of Heraclitus. Cambr., 1979;

8. Atti del Symposium Heracliteum 1981, v. 1–2. Roma, 1983–84;

9. Lebedev A. The Cosmos as a Stadium: Agonistic Metaphora in Heraclitus’ Cosmology. – «Phronesis», 1985, v. 30, 2, p. 131–150;

10. De Martino Fr. , Rosseti L. , Rosati P.P. Eraclito. Bibliographia 1970–1984, Edizioni Scientifiche Italiane, 1986;

11. Wilcox J. The Origins of Epistemology in Early Greek Thought: A Study of Psyche and Logos in Heraclitus, 1994.

Гераклит (около 544-483 до Р. Х.)

Гераклит Эфесский, младший современник ионийских философов Фалеса, Анаксимандра и Анаксимена , человек знатного рода, аристократического образа мыслей и грустного темперамента, склонный к меланхолии, построил систему, основанную не на опыте, а на умозрении, принимающую за источник материальной и духовной жизни огонь, который, по его мнению, надо считать и первоначалом всех вещей. Свое учение Гераклит изложил в книге «О природе»; древние писатели говорят, что изложение его было очень темное.

Плачущий Гераклит и смеющийся Демокрит . Итальянская фреска 1477

Согласно Гераклиту, огонь – природная сила, которая своей теплотою создаёт все; он проникает все части вселенной, принимаем, в каждой части её особое свойство. Эти видоизменения огня производят предметы, а дальнейшими видоизменениями его уничтожаются произведенные им предметы, и таким образом вселенная находится в вечном круговороте изменений: все в ней возникает и изменяется; прочного, неизменного нет ничего. Все, что кажется человеку постоянным, неподвижным, кажется таким лишь по обману чувств; повсюду во вселенной все ежеминутно принимает разные качества: все в ней то слагается, то разлагается. Закон, по которому происходят изменения – закон тяжести. Но вечным процессом изменения вещества правит особый вселенский закон – неизменная судьба, которую Гераклит называет Логосом или Геймармене. Это – вечная мудрость, вносящая порядок в вечный ток перемен, в процесс вечной борьбы возникновения с разрушением.

Гераклит – первый известный нам древнегреческий философ, который считал, что главная задача философа сводится не к тому, чтобы созерцать косные, неподвижные формы окружающего бытия, а к тому, чтобы путём глубокой внутренней интуиции проникать в суть живого мирового процесса. Он полагал, что в мироздании первично это вечное непрекращающееся движение, а все участвующие в нём материальные объекты – лишь вторичные его орудия. Учение Гераклита стоит у истоков идейного течения, давшего в том числе и современную западную «философию жизни».

Человеческая душа, по мнению Гераклита, состоит из теплого сухого пара; она – чистейшее проявление божественного огня; она питается теплотою, получаемою от огня, окружающего вселенную; эту теплоту она воспринимает дыханием и органами чувств. Та душа одарена мудростью и другими хорошими качествами, которая состоит из очень сухого пара. Если пар, составляющей душу, становится сырым, то душа теряет свои хорошие качества и разум её слабеет. Когда человек умирает, то божественная часть его отделяется от тела. Чистые души становятся в загробной жизни существами более высокими, чем человек («демонами»). О судьбе душ дурных людей Гераклит, кажется, думал одинаково с народным верованьем о загробном царстве бога Аида . Некоторые ученые полагают, что Гераклит был знаком, с персидским учением Зороастра . Его влияние они видят в том, что Гераклит считает все мертвое нечистым, дает чрезвычайно высокое значение огню и считает процесс жизни вселенской борьбой.

Гераклит. Картина Х. Тербрюггена, 1628

Чувственные знания не могут, по учению Гераклита, привести нас к истине; ее находит только тот, кто старается вникнуть в божественный закон разума, правящего вселенной; кто покоряется этому закону, тот получает душевное спокойствие, высшее благо жизни. Как владычествует закон во вселенной и должен владычествовать над душою человека, так должен господствовать он и над государственной жизнью. Потому Гераклит ненавидел тиранию , ненавидел и демократию , как владычество неразумной толпы, которая повинуется не разуму, а чувственным впечатлениям и потому достойна презренья.

Он смело восставал против греческого богослужения и отвергал богов народной религии. Учёный Целлер говорит о нем: «Гераклит был первый философ, решительно высказавший мысль, что природа проникнута самобытным принципом жизни, что всё материальное находится в непрерывном процессе изменения, что все индивидуальное возникает и погибает; этому процессу вечного изменения предметов он противопоставлял, неизменную одинаковость закона изменений, владычество разумной силы над ходом жизни природы». Идея Гераклита о владычестве неизменного, разумного закона-Логоса над процессом изменений не была, по‑видимому, принята теми из его последователей , над которыми смеется Платон за то, что они не признавали ничего постоянного, говорили только о непрерывной изменчивости всего по внутреннему закону вселенной.

Annotation

Книга повествует о жизни и творчестве одного из родоначальников диалектики - Гераклита Эфесского. В ней освещаются различные стороны его мировоззрения в контексте социально-политической и духовной жизни античных полисов на рубеже VI–V вв. до н. э. Работа основана на изучении первоисточников и современной историко-философской литературы о древнегреческом мыслителе.

Ф. X. Кессиди

Предисловие

Глава I. Эпоха

1. Ионийские полисы на рубеже VI–V вв. до н. э.

2. Жизнь и деятельность

3. Сочинение

4. Отношение к традиции

5. Гомер, Гесиод, Архилох и Гераклит

6. Раннегреческие философы и Гераклит

Глава II. Учение о логосе: «метафизика» и диалектика

1. Некоторые особенности стиля

2. Отвлеченные построения

3. Предварительные замечания о логосе

4. Смыслообраз реки

5. Логос как единство («гармония») противоположностей

6. Борьба - логос бытия. «Война - отец всего…»

7. Объективный и субъективный логос

Глава III. «Физика», космология и психология

1. Космос - «вечно живой огонь»

2. «Мерные» изменения и превращения огня

3. Проблема экпюросиса

4. Астрономия и метеорология

5. Огонь и душа. Психология

6. Судьба души

Глава IV. Проблемы познания, этики, политики и эстетики

1. Источник и характер человеческих знаний

2. Отличие мудрости от многознания

3. Единое sophon

5. Политика

6. Эстетика

Заключение

Именной указатель

Литература

Ф. X. Кессиди

Этот космос, один и тот же для всего сущего, не создал никто из богов и никто из людей, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерно воспламеняющимся и мерно угасающим.

На входящих в ту же самую реку текут все новые и новые воды.

Многознание уму не научает.

Светлой памяти студентов философского факультета МИФЛИ, павших в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., посвящаю

РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Кессиди Феохарий Харалампиевич (род. в 1920 г.) - доктор философских наук, профессор, старший научный сотрудник Института философии АН СССР. Основные труды: «Философские и эстетические взгляды Гераклита Эфесского» (М., 1963); «От мифа к логосу» (М., 1972); «Сократ» (М., 1976). Автор многих статей по истории античной философии и культуры. Участвовал в коллективных трудах: «История античной диалектики» (М., 1972), «Платон и его эпоха» (М., 1979).

Рецензент канд. филос. наук А. Н. Чанышев

Предисловие

азалось бы, наш век научно-технической революции с его активным отношением к действительности и ориентацией на дальнейшее овладение природными и общественными силами менее всего содействует изучению далекого прошлого, в том числе исследованию древнегреческой теоретической мысли. В свете современных достижений в различных областях знания она если не всегда представляется наивной, то во всяком случае рассматривается как давно пройденный этап. Однако на деле мы являемся свидетелями обратного явления - весьма повышенного интереса к истории вообще и феноменам античной культуры в частности. Примером может служить литература последних десятилетий о древнегреческом философе Гераклите Эфесском, жизни и учению которого посвящена эта монография. Современный греческий исследователь Е. Руссос (см. 110) подсчитал, что с 1945 по 1970 г. о Гераклите во всем мире было опубликовано примерно столько же работ, сколько с эпохи Возрождения (точнее, с 1499 г.) до окончания второй мировой войны. Бросается в глаза и другой факт: в настоящее время, как и в прошлом, учение Гераклита привлекает внимание философов самых различных (нередко диаметрально противоположных) течений и направлений. К нему обращаются марксисты, теологи, экзистенциалисты, иррационалисты, фрейдисты, персоналисты, идеологи «новых левых» и другие. Невольно возникает вопрос: чем вызван всевозрастающий интерес к философу далекого прошлого и в чем актуальность его учения?

Более или менее обстоятельно ответить на этот вопрос мы попытаемся в процессе изложения. Здесь же отметим, что в настоящее время на смену «растянутости» и «замедленности» времени пришло ощущение его «сжатости» и «убыстренности». Фактор «сжатости времени» как бы сократил и временной интервал, отделяющий современность от древности, вызвав у нашего поколения обострение чувства историзма. Связанная с этим чувством потребность определить свое место в смене времен и поколений, в динамике общественно-исторического развития и «диалога» эпох вполне понятна и закономерна. Все познается в сравнении. Если в недавнем прошлом успехи науки и техники порождали у человека чувство превосходства над предыдущими поколениями, то теперь, когда стало очевидным, что никакие ошеломляющие научно-технические достижения не только не решают всех коренных проблем жизни (как ранее это молчаливо или гласно предполагалось), но, напротив, ставят новые, более сложные, это чувство превосходства постепенно уступает место представлению о включенности человека (на более или менее «демократических» началах) в исторический процесс и - что более симптоматично - сменяется возросшей потребностью в самопознании и в раскрытии диалектики жизни и бытия. Естественно, что мыслитель, впервые заговоривший о всеобщем течении и изменении, о борьбе как об источнике всего происходящего, в наш динамический век, полный идейно-политических конфронтаций, классовых битв и социальных преобразований, среди мыслителей прошлого стал одним из наиболее «созвучных» современности и «репрезентативных» для изучения и ведения с ним «диалога».

С точки зрения XX в. учение Гераклита представляется подчас наивно-детским. Однако, как говорится, «устами младенцев глаголет истина». И глагол (слово, учение) древнего мыслителя об онтологической противоречивости всего сущего не только не устарел за прошедшие двадцать пять веков, но в связи, например, с проблемой отображения движения в понятиях и с продолжающимися и поныне жаркими дискуссиями о соотношении формальной и диалектической логики приобрел исключительную актуальность. Оживленное обсуждение проблем, постановка которых наметилась в учении Гераклита, является лишним свидетельством того, что в философии в отличие от конкретных наук не бывает в строгом смысле слова «пройденных этапов», т. е. случаев, когда всеми признается, что поставленные в свое время проблемы получили удовлетворительное разрешение и нет надобности возвращаться к ним. Глубокое понимание современных философских проблем предполагает обращение к истории философии. Главную задачу истории философии мы усматриваем в выявлении идей, потенциально заключенных в учении того или иного мыслителя, в установлении, так сказать, глубинного подтекста его идей. Всякое выдающееся философское учение в большей или меньшей степени сходно с художественным произведением в том смысле, что позволяет за явным усматривать скрытое, сознательно или бессознательно подразумеваемое. Словом, говоря в духе Гераклита, мудрость заключается в поиске и в обнаружении незримого «логоса» вещей и явлений, их противоречивой природы.

Исследование наследия Гераклита, как, впрочем, и многих других досократиков, наталкивается на большие трудности. Достаточно сказать, что из сочинений Гераклита до нас дошли лишь фрагменты и отдельные фразы в контексте идей и сочинений авторов, живших позже эфесского мыслителя и нередко весьма далеких от его умонастроений. Так, Платон и Аристотель пересказывают или цитируют Гераклита часто в целях полемики с ним и его сторонниками. А вот, скажем, римский христианский писатель, епископ и богослов Ипполит (начало III в. н. э.) в своей книге «Опровержение всех ересей», стремясь доказать, что распространившаяся в его время ересь некоего Ноэта имеет своим источником учение Гераклита, неоднократно ссылается на последнего и приводит многие его высказывания, но при этом вольно или невольно окрашивает их в тона своего собственного мировоззрения, т. е. христианизирует язычника Гераклита .

Не лучше обстоит дело и с доксографическим материалом, т. е. изложением «мнений» древних философов более поздними античными писателями, нередко черпавшими свои сведения из вторых рук.

Кроме того, сохранившиеся средневековые рукописи главным образом византийских, а также латинских, армянских и арабских авторов, в которых содержится информация о древних философах, страдают многими дефектами. Дело в том, что в результате неоднократной переписки рукописей на протяжении веков в них вкрадывались ошибки, искажения, допускались пропуски, не говоря уже о том, что материал, на котором писались и переписывались сочинения, со временем приходил в негодность. Все эти обстоятельства ставят перед учеными в первую очередь задачу установления подлинности текстов древних философов и правильного их чтения, в нашем же случае - определения достоверности фрагментов Гераклита. Вполне понятно, что такого рода задача, решение которой предполагает превосходное знание греческого языка, входит в компетенцию классической филологии. И надо сказать, что за последние сто семьдесят лет филологи проделали огромную работу по собиранию, критическому исследованию и изданию фрагментов Гераклита, а также свидетельств о нем. Однако не секрет, что в настоящее врем...

Быстрая навигация назад: Ctrl+←, вперед Ctrl+→

Герхарт Гауптман (Gerhart Hauptmann) (1862–1946) – немецкий писатель. Родился 15 ноября 1862 г. в Оберзальцбрунне (Силезия). Учился в Академии искусств в Бреслау (ныне Вроцлав, Польша) и почти семестр слушал лекции в Йенском университете. В 1884 г. Гауптман, автор посредственных стихов и одаренный рисовальщик и скульптор, отправился в Рим, намереваясь открыть там мастерскую, хотя еще не решил, чему посвятить свою жизнь – литературе или изобразительному искусству. Женитьба в 1885 г. укрепила его финансовое положение и позволила обосноваться в Берлине. Успехи естественных наук ставили новые задачи перед литературой, утверждался натурализм. Новые веяния захватили Гауптмана, он много читал, слушал в Берлинском университете лекции по естествознанию и истории, в 1888 г. отправился в Цюрих, где у знаменитого психиатра О.Фореля изучал медицинские основы мотивации человеческого поведения.
Литературное ученичество Гауптмана было недолгим; пьеса Перед восходом солнца (Vor Sonnenaufgang , 1889) неожиданно принесла ему поистине сенсационный успех. Эта реалистическая драма посвящена моральной и физической деградации крестьянских семей, внезапно разбогатевших, когда на их земле были найдены залежи угля. В скором времени из-под пера Гауптмана вышел целый ряд трагедий и комедий, создавших ему славу крупнейшего драматурга: Ткачи (Die Weber , 1892), Бобровая шуба (Der Biberpelz , 1893), Ганнеле (Hannele , 1893; с 1896 под назв. Вознесение Ганнеле – Hanneles Himmelfahrt ), Флориан Гейер (Florian Geyer , 1896), Потонувший колокол (Die versunkene Glocke , 1896), Возчик Геншель (Fuhrmann Henschel , 1898), Роза Бернд (Rose Bernd , 1903).
Проза Гауптмана включает путевой дневник Греческая весна (Griechischer Frühling , 1908), в котором писатель делится глубокими размышлениями о взаимосвязи искусства, религии и реальной жизни; романы Юродивый Эмануэль Квинт (Der Narr in Christo Emanuel Quint , 1910), где религиозный экстаз и наивная вера наталкиваются на скептицизм современного общества, и Еретик из Соаны (Der Ketzer von Soana , 1918), рассказывающий о пылком восприятии жизни с позиций языческой красоты и чувственной любви. Две эпические поэмы – Тиль Уленшпигель (Till Eulenspiegel , 1928) и Великая мечта (Der grosse Traum , 1942) – содержат апокалиптические видения символического бегства человека от хаоса реальности в царство духа. Не оставлявший Гауптмана интерес к античности в годы Второй мировой войны претворился в драматическую тетралогию на сюжет легенды об Атридах (Atriden-Tetralogie , 1941–1944).
В 1905 г. Оксфордский университет присудил Гауптману степень почетного доктора, он трижды был удостоен высшей драматургической награды Австрии – Грильпарцеровской премии (1896, 1899, 1905). Степень почетного доктора писателю присудили также Лейпцигский (1909), Пражский (1921) и Колумбийский (1932) университеты. В 1912 г. он стал лауреатом Нобелевской премии по литературе, и хотя официальные круги кайзеровской Германии игнорировали либерала Гауптмана, в годы Веймарской республики он был очень популярен. В 1932 г. семидесятилетний Гауптман был приглашен Фондом международного мира Карнеги в Америку, где должен был выступить с торжественной речью по случаю столетия со дня смерти Гёте.
В противоположность Веймарской республике национал-социалистская Германия относилась к Гауптману с подозрением, она терпела его, но игнорировала его творчество. Преклонный возраст и преданность родной стране сделали эмиграцию невозможной для Гауптмана. Всю войну он оставался в Германии и даже был свидетелем разрушения своего любимого города, Дрездена; затем писателя, уже прикованного к постели, сломленного духовно и физически, перевезли в Агнетендорф, где ему довелось пережить изгнание немцев из уже польской Силезии. Советская администрация предложила Гауптману переехать в Берлин, в советскую зону, но 6 июня 1946 г. Гауптман скончался.