Как умирают идеи. Как умирают великие компании

Однажды репортер голландского телевидения спросил меня после лекции о живой компании: «Почему так важно, чтобы Shell выжила?»

Вопрос застал меня врасплох. Для меня было естественным, что компании стремятся к выживанию. Ничего другого я не встречал. Компании стараются продолжать жить и расти так долго, как можно.

Но репортер не спрашивал о намерениях компании. Он подвергал сомнению ее ценность. Что такого особенного в Shell или в любой другой компании, чтобы она продолжала обременять собой землю? Почему она должна продолжать существовать после того, как ее полезность для человечества уменьшается или пропадает?

Вопрос особенно актуален в эпоху, когда институциональные акционеры и корпоративные захватчики санкционируют покупку компаний и дробление их на части. Мы выбрасываем старый автомобиль. Итак, почему не выбросить компанию? Это правомерный вопрос, если считать компанию экономической. Тогда это машина для производства продукции, или денег и прибыли.

Но если это живая компания, то это персона со встроенным в нее человеческим сообществом. А люди не считают этичным выбрасы­вать на свалку персону или сообщество. Все живые существа имеют право на существование. На чисто биологическом уровне вопрос даже не ставится. В природе тот, кто выжил, имеет право на жизнь.

Компании, так уж случилось, имеют огромную волю к жизни. Мы редко слышим о компании, совершившей самоубийство. Это может быть сделано; все, что требуется, - распродать активы и вернуть деньги акционерам. При ликвидации твердое тело компании в буквальном смысле превращается в текучий (оборотный) капитал. Я убежден, что добровольные самоубийства среди компаний значительно более редки, чем среди людей.

Трудно представить, что корпоративное самоубийство может быть совершено с достоинством. Действительно, когда затрагивается тема ликвидации, многие правления отказываются обсуждать ее. Они знают, что на компанию, по существу, возложена задача выживания.



Правда, иногда частичное самоубийство предусмотрено - во имя возвращения компании акционерам. Руководители Exxon в 1980-е годы взвинтили стоимость своих акций, тратя ежегодно до $2,5 млрд из денег компании на выкуп ее собственных акций. У них было больше наличных денег, чем они могли выгодно вложить в свой основной бизнес. Возможно, правильной аналогией является не попытка само­убийства, а медленное рассеяние. И все же Exxon достаточно велика и богата, чтобы позволить себе такие эпизоды; другие компании оказались бы не просто ослаблены, но подверглись опасности.

По всей вероятности, организация предпочтет оставаться живой, даже когда цель ее существования исчезает. В Соединенном Королев­стве существовала очень активная, выступавшая против апартеида организация, которая провела большое собрание после избрания Нельсона Манделы президентом Южной Африки. Ясно, что апартеид больше не представлял угрозу. Поэтому организация решила бороться с международным расизмом. Все что угодно, лишь бы оставаться в живых! Большинство компаний стремятся к жизни с равными страстью и рвением.

Сам по себе, однако, этот аргумент может быть недостаточным, чтобы убедить людей вроде голландского журналиста. Более сильный аргумент рождается, когда мы смотрим на издержки для общества и всех нас, сопровождающие преждевременную кончину корпорации.

Цена смерти компании

Вот что происходит, когда компания умирает:

Сообщество людей, связанных с компанией, разрушается. Люди теряют работу и оказываются брошенными на произвол судьбы.

Долг компании перед предыдущими поколениями, отдававшими себя ее будущему, больше не может быть исполнен.

И составляющие компании - ее клиенты и поставщики - сиротеют.

Это особенно острая проблема для развивающихся стран, где частные компании порой представляют собой значительную часть инфраструктуры страны. В некоторых африканских странах Shell обеспечивала треть всех нефтяных поставок. Общественное устройство страны распалось бы, если бы мы остановились. Разумеется, другая компания взяла бы на себя эту функцию, но это все равно потребовало бы мучительно трудного переходного периода -особенно если причины смерти Shell не имели бы отношения к ее деятельности в этой стране. Стране будет трудно оправиться от шока.

Люди, действительно, горюют, когда компания умирает. Прежде­временная смерть означает ненужные страдания в окружении скончавшейся компании. Кончина компании вызывает крушения, потерю ценностей и моральную и физическую опасность - как для людей, так и для других компаний. Доказательством служат фабрич­ные городки в Новой Англии или последствия умирания промыш­ленности в центральной части Англии. В разгар Великой депрессии 60 лет назад британский писатель Дж. Б. Пристли следующим образом сформулировал потребность в непрерывности бизнеса в своем «Английском путешествии»*:

«Отрасль должна была быть «рационализирована»; и National Shipbilders" Security, Ltd. приступила к скупке и последующему закрытию того, что было известно как «избыточные» верфи... Стоктон и остальные были бесполезны в качестве центров для новых предприятий. Они были брошены загнивать. И это, возможно, не имело бы большого значения, поскольку кирпичи и раствор этих городов не являются священными, если бы не один факт. В этих местах, оставленных загнивать, есть живущие там люди. Некоторые из этих людей загнивают тоже. Такие люди кажутся просмотренными; или, возможно, они были приняты по ошибке за кусочки старого аппарата, остав­ленного ржаветь и разрушаться. Вы можете проделать отлич­ную работу, объявив Стоктонские верфи «избыточными», но вы не можете притвориться, что все мужчины, работавшие в свое время на этих верфях, тоже просто «избыточны» ... планирование не приняло во внимание единственный пункт, действительно имеющий значение - людей»6.

Этот тип разрушения сообщества часто описывается как врожден­ная черта капитализма или обратная сторона деятельности много­национальных компаний. Но в действительности это феномен, имеющий место всякий раз, когда живая компания деградирует до чисто экономической компании и затем исчезает. Если бы намного большее число компаний жили несколько дольше, мы бы видели намного меньше таких сцен.

Преждевременная кончина компании практически наверняка наносит ущерб акционерам. Текущая стоимость в среднем 50 лет максимизированных прибылей скорее всего ниже, чем сегодняшняя стоимость 200 лет умеренных прибылей, вкупе с расширением деятельности компании во все сферы, для которых она способна развить потенциал.

Коллинз и Поррас нашли убедительное свидетельство этого в своем исследовании компаний, обладающих видением:

«Компании с видением показывают выдающиеся долгосрочные результаты... $1, инвестированный в акционерный капитал компаний с видением 1 января 1926 года, с последующим реинвестированием всех дивидендов, вырос бы до $6356 ... что более чем в пятнадцать раз превышает отдачу рынка в целом»7.

Рассмотрим в свете этого аргумент, что компаниям следует делать приоритетом прибыль на привлеченный капитал для акционеров. В пятнадцать раз большая стоимость акционерного капитала доступна, если не ставить прибыльность на первое место.

Снижение уровня корпоративной смертности, похоже, было бы выгодно для всех сторон: членов, поставщиков и подрядчиков, местного сообщества и акционеров. Если вы руководитель, выбор за вами: управление компанией, приносящей максимальную прибыль, и существующей 30 или 40 лет; или управление компанией, которая профессионально занимается своим делом и является «хорошим гражданином», остающимся в гармонии с меняющимся миром, и создание наследия, которое сохранится долгие десятилетия и в довер­шение всего принесет большее вознаграждение акционерам.

Нынешний век начался очень непросто для всех компаний, во всем мире. Многие прогнозы о стремительном развитии коммерции не оправдались, и волна кризисов лишь добавила темных красок. В гонке за выживание и место под солнцем, компании стали суетиться и совершать еще больше ошибок. Волна стартапов возникшая в последние двадцать лет, казалось бы, должна была добавить свежей крови и обозначить новый виток экономического развития, а растущее потребление должны были стимулировать рост глобальной экономики, но на практике доминирующими оказались совсем другие реалии и негативные тренды. Определились пять основных негативных тенденций.

Сокращение продолжительности жизни компаний

Первой тенденцией стало сокращение продолжительности жизни компаний во всем мире. Казалось бы, крупные и богатые компании выглядят непотопляемыми, но в последнее время они все чаще идут на дно с большим шумом и потерями для рынка и инвесторов. Так, например, за последние пятьдесят лет, только в США, цикл жизни крупных компаний в среднем сократился в пять раз - с 75 до 15 лет. В среднем, менее 1% новых компаний доживает до своего первого дня рождения. В свою очередь, короткий жизненный цикл компаний охладил желание инвесторов делать долгосрочные инвестиции, что повлияло на стоимость заемных средств и финансовый рынок в целом.

Отсутствие роста производительности

Второй опасной общемировой тенденцией стало отсутствие столь ожидаемого роста производительности производства, который был бы способен удовлетворить растущий рост потребительского спроса и позволяющий снизить себестоимость производства. Современная производительность вполне сопоставима уровню производительности начала 90-х, но при росте уровня оплаты труда и растущей стоимости ресурсов, себестоимость продолжает расти. Для сохранения объемов производства, прибыли и рыночных позиций, компании зачастую идут на непродуманные расширения. Одна из форм «искусственного» расширения, слияния и поглощения, призванные решать эту задачу, чаще ведут к убыткам, чем к положительному результату. Так, например, Royal Bank of Scotland, британский банк с 280-летней историей, потерял около $71 млрд на недавней сделке по поглощению голландского банка ABN AMRO и с тех пор, проблемы только нарастают.

Неверное использование ресурсов

Все растет в цене, и прежде всего ресурсы, без которых немыслимо производство - энергоресурсы, черные и цветные металлы, хлопок, древесина, сельскохозяйственной продукции, и многое другое, что повлияло на рост цен на товары и услуги. Третью негативная тенденция проявилась в недостаточной эффективности использования ресурсов. Большинство управленцев с трудом различают, какие ресурсы являются ключевыми для их компаний и те, что достаются с таким большим трудом, используются неэффективно. Зачастую, на развитие основного движущего ресурса современных компаний, организационных компетенций, и вовсе не обращают внимания. Низкая конкурентоспособность, неудовлетворенность потребителей, высокие затраты – это лишь краткое обозначение проблем стоящих за низкой ресурсной эффективностью.

Высыхание корпоративного мозга

Четвертая опасная тенденция определена термином «высыхание корпоративного мозга» (corporate brain drain). Проявившись в 90-е, эта тенденция стала активно обсуждаться относительно недавно, после того, как была четко сформулирована. Во всех странах и индустриях наблюдается острая нехватка следующего поколения квалифицированных и опытных специалистов способных заменить уходящее поколение стареющих руководителей стратегического уровня. Понимание ценности сотрудников имеющих опыт развития в тяжелых условиях пришло, когда эти люди стали покидать компании, а заменить их стало не кем. Последствия вполне очевидны - снижение стратегической стабильности, падение уровня внедрения передовых инноваций, опасность для эффективности и роста компаний. Как заявил Лью Платт/Lew Platt, CEO компании Hewlett-Packard – «если бы HP знал то, что HP уже знает, и какой опыт был накоплен, мы были бы в три раза эффективнее».

Нехватка управленческих знаний

Человечество занимается бизнесом тысячи лет и, казалось бы, знает все об управлении. На самом деле, изучением управления, как ключевого вида деятельности, стали всерьез заниматься менее ста лет назад, далеко не всегда предлагая знания соответствующие последним трендам и рыночным требованиям. Оказалось, что подготовка управленцев и соответствие получаемых знаний отстает от динамики развития рынков и индустрий, на что фактически обратили внимание только в середине 1980-х. Растущая нехватка управленческих талантов и специалистов, обладающих современными компетенциями, определила пятую, острую и долгосрочную тенденцию. Как результат, потребность в фокусированных и корпоративно-ориентированных программах определила формирование постоянно растущего рынка корпоративного обучения, объем которого на данный момент оценивается в более чем $220 млрд, по сути, равен доходу небольшого государства. При этом только 1% рынка покрывается программами предлагаемыми университетами и бизнес школами.

Управление бизнесом с использованием старых методов и подходов перестало быть эффективным и лишь увеличивает проблемы. Повторяемая многими управленцами мантра - «по нашим прогнозам, прибыль вырастет» - остается лишь желанием. Ценой таких ошибок становится еще большее увеличение организационных рисков. Рынок не прощает ошибок, но компании не всегда понимают их причину, и продолжают их повторять. Старая поговорка гласит – «невозможно решить проблемы, теми же способами, которыми эти проблемы были созданы». Наступило время переосмысления самого понимания управления, как деятельности, взвешенного и продуманного управления и выверенных методик диагностирования организационных проблем.

Основными причинами проблем развития компаний являются организационные заболевания, влияющие на производительность и рост компаний. В чем выражаются эти причины? Плохая управляемость внутренними процессами, нарушение организационного метаболизма, низкая выносливость компаний и их готовность к изменениям, и нарушение структурных конфигураций, оптимальных для разных видов организаций. Бизнес теряет способность или желание фокусироваться на потребителях, теряет чувство партнеров, забывая, что любая компания, это не просто машина по получению денег, а живой организм, требующий постоянной заботы.

Ответы на многие вопросы предложила новая управленческая концепция - организационная анатомия. Концепция получила признание и становится трендом управления. Она классифицирует все организации на пять архетипов, определяя их оптимальные структуру, конфигурации внутренних и внешних функций и процессов, что позволяет проводить системное диагностирование организационных заболеваний и существенно повышать производительность. Какие заболевания типичны для современных компаний? Организационная анатомия определяет пять типов заболеваний и патологий различного типа, которые подрывают производительность и эффективность, т.е. влияют на выживание компаний.

Типологические заболевания возникают, когда организация использует некорректный паттерн переработки ресурсов, несоответствующий архетипу, размеру и операционному принципу или фокусируется на неспецифичных задачах. В результате компания теряет заложенные в нее качества и компетенции. Неврологические заболевания ограничивают управляемость и эффективность организационных процессов. Такие заболевания вызваны непостоянством ресурсного потока, плохой координацией внутренних процессов и неэффективностью внешних связей. Результатом становится недееспособность или неготовность обеспечить определенные результаты или показатели производительности.

Каждый жизненный этап характеризуется специфичными возрастными заболеваниями, которые ограничивают продуктивность и выживание. Возрастные заболевания ограничивают способность компании меняться и действовать в соответствии с изменениями, происходящими на рынке, тем самым лишая ее конкурентоспособности. Неумение видеть весь спектр ресурсов, плохая чувствительность к изменениям спроса, поведения и предпочтений потребителей, ресурсный голод и отсутствие ясного понимания своих задач – лишь неполный перечень общих заболеваний, которые могут наблюдаться у компаний разных типов и форм.

Серьезные кризисы, которые произошли в последние двадцать лет, показали, что старые формулы управления больше не работают. Компании могут быть успешными, только используя весь свой потенциал, что возможно при сбалансированном использовании внутренних и внешних ресурсов. Успешное выживание подразумевает активное сотрудничество с другими участниками рынка, и особенно потребителей, что определяет необходимость активного использования внешних ресурсов, зачастую находящихся вне зоны прямой досягаемости компании. Необходимость применения таких подходов определяется крайне жестким требованием оставаться единым и здоровым организмом, способным своевременно решать проблемы и «вылечивать» их.

Страны с развивающейся экономикой, как например, Россия, оказываются в положении догоняющих и не всегда имеют доступ к передовым технологиям управления, а собственный опыт пока не накоплен. Российский бизнес слишком молод по сравнению с западными коллегами, и только учится на своих ошибках. Вдобавок, происходит копирование чужих ошибок, ограничивающих экономическое развитие как эпидемии. Когда рынок ставит вопрос перед компаниями – эффективность или жизнь? – ответ очевиден.

«Факты дружелюбны» — эту присказку из репертуара консультантов McKinsey любил повторять ушедший в отставку (по обоюдному согласию и с выходным пособием в $210 млн) в январе 2007 года генеральный директор компании Home Depot Роберт Нарделли.
Нарделли — выходец из компании General Electric и любимый ученик самого Джека Уэлча. В Home Depot он прославился как фанатик технологии «шесть сигм». И Уэлч и Нарделли приложили немало усилий для того, чтобы «шесть сигм» в корпоративной среде стали рассматривать как управленческую панацею. Однако если обратиться к «дружелюбным фактам», можно увидеть интересную закономерность. Ее в конце 2006 года открыл консультант Чарльз Холланд из Qualpro: из 58 крупных компаний, внедривших «шесть сигм», 91% вскоре после этого переместились в рейтинге S&P 500 на более низкую позицию. «Эпоха „шести сигм” прошла. Невозможно одновременно заниматься жесточайшей стандартизацией процессов и делать ставку на инновацию»,— считает профессор Том Дейвенпорт из Babson College.
«Шесть сигм» — пример управленческой идеи, которая прошла пик своей славы и потихоньку откатывается на позиции рутины с четко очерченной сферой применения. Жизненный цикл «великой идеи» завершается не обязательно полным забвением, а скорее превращением в технологию, без всякой ауры менеджерской панацеи.
Buzz words, «модные словечки» менеджерского сообщества — это постоянно обновляющийся набор концептов. Пять лет назад все говорили о кастомизации, Generic Strategies Майкла Портера и Balanced Scorecard Роберта Каплана. Сегодня снова настала пора пересматривать список. «Секрет фирмы» отобрал управленческие идеи, которые хотя и не «сданы в утиль», но, по всей видимости, находятся на излете своей звездной карьеры.

Лукавая сигма
«Большинство специалистов по технологии „шесть сигм” — люди с прекрасно развитым левополушарным мышлением. Проблема в том, что инновации обычно зарождаются как раз в правом полушарии мозга»,— говорит консультант по внедрению технологии «шесть сигм» из компании Raytheon Роберт Картер. Типичным «левополушарным» человеком был и создатель Six Sigma Билл Смит, инженер компании Motorola. В принципе, Смит не придумал ничего нового и до конца 1980-х годов сам не считал себя создателем новой управленческой методики. Все основные инструменты, затем объединенные в понятии «шесть сигм», использовались в дисциплине контроля качества и раньше. Заслуга Смита в том, что он сумел «слепить» из разрозненных инструментов универсальную систему.
Если попытаться изложить идею Смита в нескольких понятных неспециалисту словах, то получится, что основная цель этой методики — создание оптимальных стандартов для всех бизнес-процессов и последующая минимизация отклонения от стандартов. Отсюда «сигма» — буква, которой в математике обозначается статистическое отклонение от среднего уровня. Этот инструмент идеально подходит для достижения следующих целей: улучшение качества, повышение прибыльности и сокращение издержек.
«Когда в компании появляется новая идея, важно не „заанализировать” ее»,— объясняет Роберт Картер. Именно заанализированность — основной недостаток «шести сигм». Акцент на считабельности, исчерпывающем анализе и стандартах трудно совместить с креативным хаосом, в котором рождаются инновации. В результате сигматизированная корпорация превращается в инерционную бюрократическую машину. Большинство экспертов сходятся в том, что «шесть сигм» необходимо ограничить сферой устоявшихся бизнес-процессов. «Процессный менеджмент — хорошая вещь, но его необходимо дополнить акцентом на инновации и взаимодействие с потребителем»,— резюмирует свое отношение к культуре «шесть сигм» Том Дейвенпорт.

Кастомизация: дьявол ставит свечки

В древности торговцы часто превращались в разбойников, а фраза «зарубить посредника» имела буквальный смысл: стоило чуть-чуть замешкаться — и можно было потерять не только «конкурентное преимущество», но и жизнь. Основатель корпорации Dell Майкл Делл, занявшийся бизнесом в гораздо более мирные времена, тем не менее сделал фразу Cut the middleman своим лозунгом и вошел с ней в историю бизнеса. Когда создавалась компания Dell, у Майкла не было ни денег, ни ресурсов, но были две «великие идеи». Одна — отказ от массового конвейерного производства по модели Форда. Вместо этого Dell стал производить кастомизированные компьютеры, собранные на заказ для конкретного потребителя. Одновременно он отказался от услуг розничных сетей и стал продавать свои товары напрямую. Обе концепции еще пять лет назад воспринимались как суперуниверсальная мегапарадигма бизнеса будущего.
И теперь «дьявол ставит свечки» — так отреагировал один из технических блогов на майское решение Dell развернуть массовый выход в сферу розничной торговли в партнерстве с компанией Wal-Mart. Dell сейчас переживает не лучшие времена — только в четвертом квартале 2006 года продажи упали на 5%. Эпизодические попытки похода в розницу компания предпринимала и раньше. Но проект с Wal-Mart обещает быть первой по-настоящему крупной розничной инициативой. Создатель парадигмы «прямых продаж» и кастомизации собирается продавать в супермаркетах Wal-Mart две «эксклюзивные» типовые модели ПК по цене до $700. В результате возвращается не только «недорезанный» посредник, но и Генри Форд с его конвейером.
Основная причина проблем Dell — общая ситуация на американском рынке персональной электроники. Компьютеры коммодитизируются, превращаясь в товар повседневного спроса. В этих условиях модель кастомизации не работает: сегодня мало кто, как в 1990-е годы, будет придирчиво подбирать себе видеокарту или процессор. Новые победители — это типовые модели. «В некоторых сферах потребителю нужны „клевые штучки” вроде iPod, а в других областях им, наоборот, требуется гораздо больше свободы, чем позволяет модель кастомизации»,— объясняет нью-йоркский бизнес-журналист Джефф Джарвис. И вполне возможно, что эта свобода — богатство выбора среди типовых товаров.

Надоевшие правила
«НЕЙТРОННЫЙ» ДЖЕК УЭЛЧ известен не только как проповедник технологии «шесть сигм». Уэлч сформулировал еще несколько правил, по которым должны жить все уважающие себя организации. Прижизненное «завещание» Уэлча бизнес-сообществу можно сформулировать в виде семи правил:
–– Большие собаки — хозяева улицы
–– Будьте №1 или №2 на своем рынке
–– Все для блага акционеров
–– Будьте тощими и опасными
–– Выделяйте «чемпионов» среди сотрудников и избавляйтесь от «плохих игроков»
–– Наймите харизматичного генерального директора
–– Сделайте так, чтобы все восхищались вашей мощью
Образ «мускулистой» компании, стремящейся стать «самой большой собакой на улице», сегодня нравится далеко не всем. Летом прошлого года журнал Fortune опубликовал статью, в которой каждое из правил Уэлча подверглось критике со стороны представителей современного делового сообщества. Среди представителей компаний, не желающих жить «по Уэлчу», был, в частности, CEO сети Starbucks Джим Дональд. «Мы никогда не стремились быть №1 или №2 на каком-то существующем рынке. Starbucks не брэнд, это скорее идентичность, которая переходит с одного продукта на другой, от латте до музыки или пространства для встречи с друзьями»,— объяснил он.
Похожей критике подвергаются и остальные правила Уэлча. Как должна выглядеть «постуэлчевская» компания? На основании откликов лидеров американского бизнеса в статье Fortune рисуется такой образ: подвижная, не обязательно большая организация, готовая создавать новые рыночные ниши (а не лидировать на старых), думающая в первую очередь о потребителях, заботящаяся о своей «корпоративной совести» и практикующая гораздо менее «спортивное» отношение к сотрудникам, которые, как-никак, теперь «главный актив». Одним словом, Google с его принципом Do no evil («Не делай зла»). Ясно, что эта розовая картинка, как и сами уэлчевские правила, далека от реальности. Тем не менее она показывает: эпоха «больших собак» закончилась.

Конец «великой банальности»
«Чтобы успешно конкурировать на международных рынках, компании любой страны должны постоянно внедрять инновации и наращивать свои конкурентные преимущества» — этот изумительный по своей тавтологичности афоризм произнес гуру менеджмента Майкл Портер на своей московской лекции в мае 2004 года. Его критики говорят, что банальность всегда была частью фирменного стиля гуру. «Модель Портера — не что иное, как азы микроэкономики. Этот человек на несколько лет заперся в библиотеке и сформулировал практически всю микроэкономическую науку в одной простой модели. Именно поэтому его ненавидят все экономисты: они завидуют, что им самим не пришла в голову столь очевидная идея» — такое объяснение дает Джордж Товстига из британского Henley College.
На модели «великого стратега» начали нападать уже в конце 1980-х годов. В качестве факторов, определяющих конкурентное положение предприятия, Портер называет: силу поставщиков, силу потребителей, угрозу со стороны новых игроков, угрозу со стороны замещающих товаров и конкурентную борьбу в отрасли. Создатель Intel Эндрю Гроув еще в 1990-е годы предлагал дополнить ее шестой силой: комплиментаторами (что дает возможность развить теорию стратегического партнерства).
В последнее время Портера упрекают в том, что он не учитывает эффектов глобализации и информационной экономики. Критике подвергается и фундаментальное для него понятие «отрасли». Например, по мнению Чана Кима и Рене Моборна, авторов книги «Стратегия голубого океана», современное предприятие действует не в замкнутой отрасли, а в гораздо более сложном и труднопредсказуемомом пространстве, состоящем из множества потенциально уникальных ниш. Google или Genentech, создавшие новые типы экономического поведения с нуля,— это только самые яркие примеры неотраслевого подхода к ведению бизнеса. В целом на модель Портера все больше начинают смотреть как на один из возможных способов визуализации стратегии. Способ, возможно, и самый простой, но не самый глубокий. Впрочем, превращение великой идеи в прикладную механику не умаляет ее достоинств при использовании по назначению. А на каждую уходящую великую идею найдутся идеи-новички, которые будут ее бесцеремонно теснить. Так что набор менеджерских buzz words обновится. А это значит, что деловое сообщество продолжит свои поиски «философского камня» среди новых «звезд» на идеологическом подиуме.

Алексей Гостев, Вера Ковалева

К сожалению, даже великие компании могут стареть, уступать свое место молодым, а порой и вовсе умирать.

На сегодняшний день очень серьезный кризис переживают три очень известных компании — это Kodak , Nokia и RIM (BlackBerry) . Причина их ослабления одна и та же — не успели вовремя подготовиться к новым реалиям. Современный рынок слишком динамичен и нужно быть готовым все время изменяться, все время предлагать новые решения.

Крах компании чем-то напоминает гибель государства. Часто страдают не только её работники, но и посторонние люди. Так, после крушения крупнейшего в США энергетика Enron , многие люди потеряли свои сбережения, хранившиеся в ценных бумагах компании. Страдают и более мелкие компании, чья деятельность была связана с банкротом.

Например, от ухудшения положения у RIM пострадали работники производителя электроники Quanta, который вынужден был уволить 1000 человек в связи с резким сокращением заказов.

Примером окончательно канувшей в Лету компании может служить и Pan American , некогда крупнейший в США авиаперевозчик. Резкий скачек цен на топливо во время войны в Персидском заливе 1991 года оказался фатальным. Активы компании были буквально растащены по частям конкурентами.

Сильно пострадавшие, после того как лопнул ипотечный пузырь, американские банки Lehman Brothers и были за бесценок поглощены конкурентами, расширившими сферы влияния (кстати, крах этих банков послужил одной из причин обрушения рынка в 2008 году).

Впрочем, до полной гибели редко доходит. Чаще всего сильно ослабевшего конкурента просто поглощает компания, заинтересованная в расширении рынка сбыта или определенных патентах. Например, компанию Palm поглотила Hewlett-Packard , заинтересованная в ряде технологий.

А в случае с недавно обанкротившейся канадской Nortel можно было наблюдать настоящий дележ добычи между компаниями, желавшими отхватить куски пожирнее.

Ослабление компании далеко не всегда заканчивается её гибелью. Всегда есть шанс все исправить. Процесс этот сложный, но вполне осуществимый. Классический пример — Apple . В средине 90-х годов прошлого века казалось, что гибель этой компании неотвратима. Однако, правильные действия руководства помогли ей не только остаться на плаву, но и вырваться в лидеры.

Процесс восстановления может быть очень мучительным. Чаще всего он неизбежно связан с закрытием множества старых проектов, увольнением тысяч сотрудников. Так, Nokia недавно начала приводить в исполнение план, согласно которому будут уволено 7500 человек по всему миру.

Строить предположения — дело неблагодарное, но очень интересное. И в случае с Kodak, Nokia и RIM можно предположить, что тяжелее всех придется первому. Стоимость акций Kodak очень мала (на момент написания статьи — 1,12 доллара), а бренд давно уже растратил былую славу. И хотя заявляется, что банкротство никто объявлять не будет, скореевсего компанию просто распродадут по частям.

У Nokia все еще имеется немало поклонников по всему миру, к тому же, финская компания может удержаться на плаву (о лидерстве в ближайшие несколько лет речь уже не идет) благодаря сотрудничеству с Microsoft. Но рынок — он непредсказуем.

Один из бывших сотрудников компании рассказал о том, что происходит "за кулисами" "МегаФона", а также о том, почему компания начала испытывать колоссальные проблемы как в регионах, так и в центральных районах страны. История публикуется с разрешения автора.

26 05 2017
08:53

Как многим уже известно в прошлую пятницу 19 мая у МегаФона остались без связи 3 филиала. Поволжье, Центральный филиал и Московская область. Авария беспрецедентная для компании, и последствия ее МФ разгребать еще долго. Дальше мой взгляд как бывшего сотрудника (инженера/ИТшника), на то почему такое могло произойти. Или проще говоря, как мою любимую компанию довели.

Я работал в МегаФоне, много лет. С энтузиазмом, множеством переработок, скажем так с верой, что делаю что-то значимое, что будущее за нами... И компания действительно росла, росло покрытие, став лучшим. Рос профессионализм коллектива, крепла команда, зарплата росла.

Первые подозрения, у меня и коллег начали возникать в 2012-13. Когда мы внезапно узнали, что работаем по устаревшей модели. В те годы господин Таврин еще только формировал команду, но уже обещал большие перемены. Федерализация, оптимизация, сокращение издержек и прочие приятные уху выпускника MBA слова. Это сейчас на этом можно уже заканчивать историю, но тогда это еще не так пугало. Казалось бы, кто в своем уме будет трясти инфраструктуру, рабочую, отлаженную с годами? Ведь на инженерах/итшниках обычно не экономят… Но именно этим наш топ в первую очередь и занялся.

Было объявлено о планах по оптимизации расходов, и тадамс, именно технический персонал у нас оказался самым не оптимизированным. Планы были грандиозные, федерализация всех систем мониторинга, объединение эксплуатации в высококвалифицированные центры в Санкт-Петербурге и Самаре, внедрение ИИ, и единых систем учета/обработки аварий и задач для всей страны. Но как всегда было маленькое но, надо было сократить половину технического персонала из старых команд. А для второй выделить квоту с понижением в должностях. Угадайте кто ушел?

Ушли почти все, кто стоял у истоков инфраструктуры в филиалах, особенно тяжело досталось эксплуатации в регионах, на понижение согласился мало кто. Осталась молодежь без опыта работы и те, кому удалось сохранить должность. Это планировалось компенсировать Едиными Центрами Управления Сетью (ЕЦУС), в которых хотели собрать профессионалов. И превратить их работу в потоковую с более узкой специализацией. Задумка была в том, что группа профессионалов обслуживает сразу несколько филиалов компании. То есть, если раньше все Поволжье эксплуатировали 200ч (условно), то теперь должны были 20 (условно), в Санкт Петербурге. А помогать им должны были те 20 (условно), несчастных, оставшиеся в филиале. Помогать в этом должен был новый мониторинг, но его превратили из мощных отделов, на которых держалась до этого сеть (я считаю, что самая стабильная в РФ), в отдел болванчиков, не отвечающих вообще ни за что. А важнейшую функцию старого мониторинга – координацию работы других отделов… просто убрали. Если раньше это была группа молодых ребят, что задалбывали всех вокруг пока не будут устранены даже самые незначительные проблемы. То новой функцией мониторинга стала sick! передача аварийной ситуации тем 20 несчастным из филиала и 20 из ЕЦУСа, что теперь отвечают за всю тех часть. И то только самых критичных, остальные персонал должен был искать сам, пользуясь созданной для этого веб платформой. Надо ли говорить о том, что все это превратилось в бесконечную череду ошибок, аварий и взаимной ненависти? И по сей день это работает через одно место. А для улучшения статистики, и красивых отчетов об эффективности, были пересмотрены критерии аварий. То, что раньше было охренеть каким звездецом, вдруг стало малозначимым инцидентом. По некоторым категориям допустимые деградации были вообще увеличены более чем вчетверо. Да что говорить, многие типы ошибок на оборудовании вообще перестали обрабатывать, так как стали якобы малозначимыми.

Тогда я по-настоящему начал ощущать давление от того, что все знают где ты работаешь. Посыпались жалобы, замечания от друзей, шуточки про "мегафон не ловит". А компания радостно рапортовала на портале, о том, как все замечательно и слаженно работает. Казалось бы, можно жить? Но это было только началом.

С 2014 года было введено столько всевозможных бюрократических систем... Бесконечные формы, заявки, веб сервисы, системы учета. Мне еще было терпимо, но угадайте кто больше всего страдал? Инженеры, Технари, ИТшники. Тех, кто отвечал в принципе за самое важное, наше руководство планомерно превращало в типичных чиновников. Ничто не должно происходить без заполнения соответствующих форм и отчетностей, такой стал лозунг. А какой лучший способ сделать превратить его в чинушу? Посадить его в болото бюрократии и платить поменьше денег. ЕЦУСы не справлялись с работой и требовали новые квоты на штат, наше руководство в свою очередь добавляло больше систем контроля за персоналом инфраструктуры, для анализа возможности дальнейших сокращений в филиалах. Из сплоченных коллективов инфраструктура в регионах превратилась героев сериала Lost, которые просто пытались выживать. Из слаженной командной работы, все превратилось в какое-то перетаскивание одеяла на себя. В ответ ЕЦУСы стали замыкать работу на себя, и в конце концов вообще перестали информировать остальных о том, что делают. Зарплаты расти перестали от слова совсем, так и оставшись на уровне 2013. Карьерный рост в принципе пропал как вид. Повышение квалификации и обучение сдохло.

В итоге к моменту моего ухода в конце 2016го, инфраструктура в регионах приобрела крайне прискорбный вид. Моя работа (да и моих коллег тоже), превратилась в какую-то бесконечную борьбу с системой. ЕЦУСы у которых нет в целях качественного выполнения своей работы, а только скорость. Коллеги из других отделов, которые дрожат за свои места, и просто прячутся за стеной возведенной компанией бюрократии. Линейное и высшее руководство которое боится сказать правду, и лишь молчаливо исполняет. Все это под соусом полной рассогласованности, взаимного недоверия, и просто обиды на руководство и происходящее. Дошло до того что забивать на все кроме прямых приказов, в компании стало самым популярным способом работы. Просто потому, что так стали построены бизнес процессы. Все превратилось в такое болото, что даже на корпоративной системе заявок появилась заявка на помощь в поиске нужной формы заявки… И все это на фоне растущего кол-ва жалоб на связь и полного отсутствия понимания (да и вообще желания знать), у топов что происходит внизу. А главное все до единого понимали, что рано или поздно это приведет к коллапсу.

Важно заметить, что МегаФон - это очень большая компания, и все последствия в ней происходят не сразу, а по инерции спустя довольно большой промежуток времени. Поэтому развал инфраструктуры по-настоящему сказался не сразу. Так и получилось, что последствия накрыли компанию только сейчас.

Прочитав все выше сказанное у вас уже, наверное, встают волосы дыбом, но нет, это лишь малая часть проблем. К уже написанной стене текста стоит добавить следующие. Авария возникла потому что:

Во-первых, сломавшееся оборудование было пролоббировано директором по развитию (техническому развитию сети, который сейчас директор по инфраструктуре sick!), с образованием маркетолога… Спросил кто-то технарей почему они хотят телеком вендора, а не HP? Нет.

Во-вторых, сколько людей подготовили к эксплуатации этого оборудования? Горстку. А потом сократили, о чем я и писал. И вплоть до 2017 года, вообще все кроме Москвы и ЕЦУСов шли с любым обучением по бороде.

В-третьих, федерализация коснулась всего. Так замкнули три филиала на 2 узла. Особенно свежо и новаторски это выглядит на фоне прошлых лет, когда мы резервировали все что можно и не по разу. Разнося оборудование по географическому признаку на каждый регион филиала, вплоть до нескольких ЦОДов на город.

Наконец, в-четвертых, это полное выгорание тех персонала. Это ужасно давит на тех, кто остался, когда люди ощущают, что ничего хорошего их впереди не ждет. Что говорить, мои самые оптимистично настроенные коллеги даже начали признавать, что компания разваливается. Что говорить, в этому году, из-за того, что МегаФон не выполнил план по прибыли, было решено выдать инженерам/ИТшникам годовую премию размером в пол зарплаты. Тем людям, что добросовестно выполняли свои цели весь год, поднимались по ночам для устранения аварий, и батрачили в выходные. Просто потому, что компания недополучила прибыли. Кто-то может сказать, что мол недополучила потому что аварии плохо исполняли? По меркам былых времен да, но по текущим отлично. С каким энтузиазмом и ответственностью теперь среднестатистический инженер относится к своей работе? А ведь я даже не поднимаю вопрос одних из самых низких зарплат в телекоме.

И на днях господин Солдатенков (директор МегаФона), выступил с обращением к сотрудникам, намекнув какие они плохие что допустили такое. Прислали бывшие коллеги, и у меня бомбануло. Так вот всем уже насрать, насрать на сеть, насрать на связь, насрать корпоративные ценности. Предшественник текущего гендира развалил большую часть того что прекрасно работало, и сделал все что бы с тем что осталось работать стало как можно сложнее. Текущий же лишил людей и финансовой мотивации, поэтому не удивляйтесь происходящему. WannaCry, оба случая с HLR - это по больше части результат развала происходящего в самой важной части компании.

Можно еще очень много всего написать, но что толку? Я ушел, сейчас работаю в компании гораздо меньшей. Лучше ли теперешнего МФ? Гораздо. Мне больше не надо убеждать подчиненных пилить в хуево-кукуево в выходные за одно лишь спасибо от меня. Или убеждать коллегу, что у нас просто нельзя повышать зарплату без смены должности… И что за те копейки что он получает надо еще и стараться. Что с остальными? Я думаю они рано или поздно уйдут, молодежь, что набрали в 2014 на низшие должности уже получила достаточно опыта, и разойдется теперь по новым компаниям. А МегаФон? МегаФон еще долго и тяжело будет агонизировать, если вдруг кто ни будь сверху не отнимется от сиськи консалтинговых агентств... и хотя бы не на долго прозреет.

Наверно так не только в МегаФоне, но я про других не знаю. А аварии будут еще, много, и с еще большими последствиями. Потому, что бегун экономящий на ногах… бегун не на долго.