Начиная с октября прошлого года в непосредственной близости от Кремля, в здании по адресу Моховая, 11, где располагается Институт Стран Азии и Африки, время от времени происходит нечто странное. Поздним вечером, несмотря на непогоду, выходные или праздничные дни, здесь собираются люди, зачастую даже не знакомые друг с другом, и вместе читают избранные тексты из Танаха или Талмуда. Медленно, по словам. Порой даже по буквам – сличая русский перевод с оригиналом и выявляя его, перевода, неточности и огрехи. Мини-циклы в формате «study group», организованные проектом «Эшколот» при поддержке фонда AVI CHAI, проходили в ИСАА уже пять раз и были посвящены «Дорожным рассказам» из Талмуда, Книге Ионы, Экклезиасту, Книге Эстер и Песни Песней. Слушатели (они же читатели) при содействии приглашенных экспертов - филологов, историков, религиоведов и философов - как будто заново прочитывали классические еврейские тексты, задаваясь вопросами, возникающими при таком углубленном чтении, и вместе искали на них ответы. О формате «study group» и методе «медленного чтения» рассказал корреспонденту «Букника» программный директор «Эшколот» Семен Парижский – филолог, преподаватель и специалист по ивриту и средневековой еврейской литературе.
Максим Эйдис: Откуда появилось название метода «медленное чтение»?
Семен Парижский: «Close reading» – стандартный термин из западноевропейской литературной критики, означающий внимательное, вдумчивое чтение классической литературы. Изучение шаг за шагом, анализ значения каждого образа, каждого слова. Мы придали этому термину новый оттенок, назвав его по-русски «медленное чтение» и поставив в контекст «slow food vs. fast food». «Медленное чтение» - отчасти антимодернистский жест: люди сегодня читают слишком быстро, утрачивая из-за этого «вкус» чтения. Наконец, наш метод апеллирует к древней еврейской практике мидраша, основанной на том, что с самыми важными вопросами мы обращаемся к базовым текстам и пытаемся добиться от них ответа. Для этого у евреев 2000 лет назад возникла особая техника чтения-допроса сакральных текстов - мидраш – и соответствующий институт: бейт-мидраш. Вот мы и хотим объединить в формате study group все три этих контекста: европейская литературная теория, антимодернистское «медленное чтение» и бейт-мидраш.
М.Э.: Для толкования, раскрытия смысла сакральных текстов в study group используется не только информация из других еврейских текстов, но результаты научных (например, археологических) исследований. Насколько это правомерно? Ведь Танах существовал внутри закрытой еврейской текстуальной культуры и не предполагал, наверное, дополнительных научных изысканий?
С.П.: Нет, уже в Средние века классические еврейские комментаторы (Раши, ибн Эзра и прочие) использовали филологические, исторические и другие научные методы. Танах – междисциплинарное явление, его нельзя рассматривать в рамках только одной дисциплины. И кроме того, современному читателю необходимо восстановление контекста, который для древнего читателя был попросту очевидным.
М.Э.: Кстати, о контексте. Какие-то фрагменты Книги Ионы, как я слышал во время study group, сегодня трактуются исследователями как ироничные или пародийные. Но ведь то, что кажется нам ироничным сейчас, совершенно не обязательно было таковым на момент создания книги. Или, например, в study group утверждалось, на основании 4 Цар 14:25, что Иона был не просто пророком, а «пророком-профессионалом» – человеком, который зарабатывал пророчествами на жизнь. Но ведь героем Книги Ионы мог быть какой-то другой Иона, разве нет? То есть здесь можно строить лишь теории, ничего не утверждая с точностью?
С.П.: Утверждать, что Иона в 4-й книге Царств и главный герой Книги Ионы разные люди, – умножение сущностей без надобности. Но, возможно, автор Книги Ионы (которая была написана позже 4-й книги Царств) сделал своим героем уже известного из истории пророка. Что же касается иронии и пародии, то они рассматриваются нами не исходя из современных представлений, а через анализ огромного массива пророческой литературы, жанрового анализа и сравнения. Хотя те эксперты, которые называли Книгу Ионы пародией, и не утверждали этого аподиктически. Скорее, поэтически.
М.Э.: И все же многие предположения, которые я услышал в study group, могут показаться надуманными. Может быть, под ними есть большой исследовательский базис, но в формате study group, видимо, нет возможности доказательно его раскрыть. Какой тогда смысл именно в таком формате? Можно же просто организовать цикл лекций, где рассказать собравшимся о неизвестном им контексте той или иной книги?
С.П.: При «медленном чтении» работает несколько иной доказательный механизм: он связан с убедительностью того или иного прочтения. Убедительность, как и в случае с риторикой, здесь связана с групповой динамикой и основана на формировании консенсуса и конвенций в конкретной группе читателей. Аргументация связана не столько с внешним научным дискурсом, сколько с аргументами в пользу того или иного толкования самого текста. И не стоит забывать, что close reading – чтение в группе, но с экспертом, который имеет определенные достижения в своей научной области.
М.Э.: Тогда почему эксперту просто не прочесть лекцию? Потому что это будет не так интересно?
С.П.: Потому что то, о чем говорит эксперт, должно ложиться в прочтение текста. Во время «медленного чтения» не текст иллюстрирует те или иные тезисы (как на лекции), а наоборот: логика разворачивания дискурса связана с процессом чтения текста.
М.Э.: Но ведь экспертов, наверное, много. Как я понял, идея о том, что Книга Ионы пародийна, отнюдь не признана всеми библеистами.
С.П.: Читатели могут сами решить, насколько убедительно такое толкование. Наша задача – дать максимально объемное и многослойное прочтение, чтобы оставить место для работы самого читателя. Ну и дать ему инструменты для дальнейшего погружения в текст: библиография, подходы и т.п. Еще мы следуем определенной диалектике части и целого, поэтому чередуем чтение по частям с концептуальными лекциями о книге в целом. Это известный герменевтический круг, когда часть можно понять только в контексте целого, но целое складывается только из частей.
М.Э.: На чем основан выбор той или иной книги для «медленного чтения»? Можно ли надеяться, что когда-нибудь в Москве пройдут study groups, на которых слушатели будут «медленно читать» Танах с самого начала?
С.П.: Мы выбираем книги, исходя из нескольких критериев.
Во-первых, тексты должны быть небольшими, чтобы их можно было прочитать целиком за обозримое время. Мы начали экспериментировать с переходом от разовых мероприятий к более регулярным занятиям, но такой переход может быть только постепенным. Мы не можем сейчас быть уверены, что люди станут ходить на study groups в течение, например, года, поэтому в текущем сезоне study groups состоят пока только из четырех занятий. В дальнейшем, возможно, мы увеличим длительность мини-циклов.
Во-вторых, для нас играет роль степень «классичности» книги. Мы стараемся выбирать книги, оказавшие определенное влияние на европейскую культуру, - Книга Ионы, Песнь песней, Экклезиаст. В Танахе есть маленькие книги, которые почти никто из людей, выросших в европейской культуре, не знает и не читает. Они для нас не приоритет.
В-третьих, как я уже говорил, «медленное чтение» невозможно в отсутствие экспертов. Поэтому при выборе книги мы руководствуемся и их наличием в пределах досягаемости. Что же касается вашего второго вопроса, то целиком Танах читать бессмысленно. Это же не книга, а библиотека.
М.Э.: И все-таки, что такое study group по сути - филология, история, религиоведение? Поможет ли знание того, внутри какой именно рыбы сидел Иона и каким образом персидский царь мог избавиться от неугодной жены, постижению глубинного смысла книги?
С.П.: Study group - междисциплинарный формат: это чтение классических книг через призму филологии, истории, этнографии, антропологии, религиоведения. Речь идет скорее не о постижении глубинного смысла книги, а о начале пути, о разведке, об овладении навыками и приобретении вкуса. То есть человек как бы ставит изучаемую книгу в раздел «прочитанное» на своей виртуальной книжной полке, и если ему захочется покопаться в этой книге еще – он будет знать, с какой стороны к ней подойти.
М.Э.: Метод close reading применялся в Западной Европе для светских текстов, в Москве же его применяют к текстам сакральным. Это первый такой эксперимент в наше время, или подобное сейчас делает кто-то еще в других странах - в Израиле, например?
С.П.: Библеистика в XX веке, особенно во второй его половине, уже вовсю использовала новейшие достижения литературной критики и теории (структурализм, гендерный анализ, http://en.wikipedia.org/wiki/Reader-response_criticism reader-response criticism и т.п.) Однако можно сказать, что да, таким методом книги Танаха читаются впервые на мини-циклах проекта «Эшколот». Во всяком случае, мы искали аналогичные случаи в российской практике, но не нашли.
И другие способы чтения:
Все на свете должно происходить
медленно и неправильно...
Венедикт Ерофеев, "Москва - Петушки"
Словосочетание медленное чтение воспринимается сегодня примерно также, как и впервые обнаруженное сочетание знаков древнего языка: при том, что язык дешифрован и значение каждого знака понятно, их связь может указывать как на неизвестный ранее феномен культуры, так и на нераскрытые смыслы каждого из знаков.
I.
У слова медленный очевидна негативная коннотация, исторически закономерная. Медленный значит не быстрый. Быстрый зверь - сильный зверь. Родственный, подражающий зверю охотник и воин не должен медлить. Медлит слабый, больной, увечный, старый - обреченный на смерть изгой. В языке эти представления сохраняются: словен. medəł, -dlà "слабый", mədléti, mədlím "чахнуть, тосковать", чеш. mdlý "слабый, бессильный, бесчувственный", польск. mdły, mdlec, н.-луж. módły "бессильный, слабый, усталый". Случаи позитивного использования значения медленный в языке достаточны редки (ср.нем. bedächtig "рассудительный; медлительный").
Традиционное общество поощряет быстроту-силу во всех ее проявлениях. Красноречие столь же почетно, что и воинская доблесть; словесные поединки во время календарных праздников имеют ту же функцию, что и поединки с оружием. В древнеиндийской мифологии богиня речи Вач выше неба и шире земли; она - владычица и собирательница богатств; тот, кого она любит, становится сильным и мудрым. Богатство, сила, мудрость, красноречие - равноценные, изоморфные дары, имеющие один источник. Так Соломон просит у Господа мудрости и получает вместе с просимым богатство и славу (3 Цар. 3, 9-13).
Напротив, медлительность человека, поскольку она реально могла быть связана со слабостью и болезнью, во всех своих проявлениях воспринималась как потенциально опасная. Поведение медлительного человека (не похожего на всех) непредсказуемо, следовательно такой человек мог быть колдуном. Например, задумчивость , характерная для интеллектуала Нового времени, в традиционном обществе синонимична нерешительности-слабости-трусости как виду медлительности . "Задумчивость" легитимного колдуна таинственна, понимается как разрыв во времени, "путешествие" колдуна, его соприкосновение с силами иного мира с целью получения необходимой коллективу информации. "Задумчивость" обычного человека осознается аналогично, однако желание ответить на вопросы, которые никто не задавал, расценивается как причастность зловредной магии.
Описание одной из фигурок в корзине гадальщика африканского племени ндембу напоминает иконографию европейской Меланхолии. Фигурка Chamutang"a « изображает мужчину, сидящего съежившись, подперши подбородок руками и опираясь локтями на колени. Chamutang"a означает нерешительного, непостоянного человека... Chamutang"a означает также "человек, от которого не знаешь, чего ожидать". Его реакции неестественны... Ндембу любят, когда поведение человека предсказуемо... и если чувствуют, что кто-то неискренен, то допускают, что такой человек, весьма вероятно, колдун. Здесь получает новое освещение идея о том, что скрываемое потенциально опасно и неблагоприятно» 1 .
В русском языка слово задумчивость входило в синонимический ряд - уныние, меланхолия, грусть, томление, мечтание . Лишь в начале XVIII в. все эти слова утрачивают свойственное им до этого отрицательное значение 2 .
При устойчивости обыденных представлений о "быстром-правильном" и "медленном-неправильном" в мифах была возможна инверсия отношений между быстрым и медленным, благодаря чему медленное становилось одним из признаков главного мифического персонажа, связанным с его мудростью (при этом в языке мудрость связывается с быстротой как проявлением жизненной силы : русск. мудрый родственно лит. mandrùs "бодрый, гордый, задорный", лтш. muôdrs "бодрый, живой", д.-в.-н. muntar "ловкий, живой, бодрый", алб. mund "могу, побеждаю"; ср. греч. σοφία "мудрость, знание; хитрость, ловкость"; ср. также указание на соотнесении головыи testicula в мифах и ритуалах: « такие инверсии, как рождение из головы, с одной стороны, и, с другой, testicula как носители мудрости, ср. русск. мудé , ст.-слав. мѫдѣ - из и.-евр. *men-dh -: *mon-dh -, об особом роде духовного, умственного напряжения, возбуждения» 3 ).
Праслав. *m ъd ьl ьn ъ, *m ъd ьl ъ связано чередованием гласных с muditi , ст.-слав. мѫдити , мудить "медлить, мешкать". Фасмер предполагает родственность мудить словам со значением "мысль ": лит. maudžiù "причинять душевное страдание, тосковать по", гот. maudjan "напоминать".
II.
Мы смотрим на время вдоль,
а Бог видит его поперек.
М. Лютер
Когда мы произносим слово "мысль", то оказываемся рядом с тем местом, где наши привычные пространственно-временные определения (далекое-близкое, прошлое-будущее, медленное-быстрое) теряют смысл.
В греч. διάνοια "разум, мысль" διά- может указывать и на прохождение через то, что можно увидеть (νοέω "видеть") в пространстве и во времени, и на раз деление-раз мышление, "монтаж" увиденного.
"Прохождение через" физического тела подразумевает движение с определенными, предсказуемыми направлением и скоростью. Движение мысли непредсказуемо, симультанно , ее скорость в определенных ситуациях, например, во сне, бесконечно велика (ср. многочисленные примеры снов, в которых сложная серия событий, происходящих в течение нескольких часов, дней и даже лет, "на самом деле" разворачивалась долю секунды).
Через что проходит мысль? Попытаемся услышать ответ на этот вопрос, оставаясь в традиции языка, который когда-то спровоцировал его задать. Понятно, что мы тем самым оказываемся в пространстве мифа или "правдоподобного мифа", который Платон в "Тимее " счел единственно возможной формой записи всего относящегося ко времени создания космоса.
Именно здесь, в "Тимее" говорится о хоре. В греческом χώρα - "страна, земля, место", однако в "Тимее" χώρα скорее имя, чем понятие, имя иного , подчиняющегося "логике, отличной от логики логоса". Хора - "мать и восприемница" (51а), "Кормилица рождения" (52d) , но принадлежит "третьему роду": хора - ни "чувственная", ни "умопостигаемая". Хора - некое неведомое пространство: "оно вечно, не приемлет разрушения, дарует обитель всему рождающемуся, но сама воспринимается вне ощущения, посредством некоего незаконного умозаключения, и поверить в него почти невозможно. Мы видим его как бы в грезах и утверждаем, будто всякому бытию непременно должно быть где-то, в каком-то месте и занимать какое-то пространство, а то, что не находится ни на земле, ни на небесах, будто бы и не существует" (52a-b) .
Тимей говорит о хоре в контексте "правдоподобного" космогонического мифа, говорит о том как "Восприемница" упорядочивала стихии, привнося в них "разум и меру", "еще до того, как пришло время рождаться устрояемой из них Вселенной" (53а). Но Тимей ничего не говорит о том, что "Кормилица рождения" участвовала в создании человека и в привнесении в него "разума и меры". При чем же здесь мысль? Ведь нас интересовали не космологические фантазии греков, но то, как они мыслили мысль.
Платон, как и все греки, видел Вселенную как "единое живое существо, заключающее в себе все остальные живые существа, как смертные, так и бессмертные" (69с). Это означало подобие устройству Вселенной устройства всех ее составляющих организмов. Такими живыми организмами мыслились и человек, и государство. Можно заметить аналогию между космологической стратегией хоры (52d-e) и политической стратегией браков (18d-e) : в обоих случаях "закон возможного лучшего встречается с определенной
случайностью" 4 . Следующие слова из "Тимея", вероятно, помогут услышать ответы на поставленный выше вопрос: "если есть движения, обнаруживающие сродство с божественным началом внутри нас, то это мыслительные круговращения Вселенной" (90с).
Причастность мысли божественному означает лишь возможность резонанса. Как правило, траекторию мысли определяет не Логос, но слова: "слово завладевает нашей мыслью еще до того, как мысль находит выражение: мысль бродит в сознании, нам хочется ее уточнить, мы прибегаем к словам - они-то и распоряжаются мыслью, давят на нее грузом обиходных значений... люди используют слова равно в той мере, в какой остаются в неведении относительно того, что слова используют их".
Хора, обозначая "место записи всего, что отмечается в мире " 5 , дает место и словам-призракам, "мнениям". Мысль не-пред-с-казуема. Это свойство мысли ставит перед Платоном неразрешимуюили, лучше сказать, опасную задачу.
С одной стороны, именно "непредсказуемость" мысли, состояние безумия (μανία) позволяет поэтам и предсказателям (мантисам ) выступать в роли посредников, толкователей воли богов. В "Ионе" Платон высказывает присущее всем грекам представление о поэтах, которые "слагают свои прекрасные поэмы не благодаря искусству, а лишь в состоянии вдохновения и одержимости" (533е) Ср. у Демокрита: "Без безумия не может быть ни один великий поэт" (68 В 18 Diels) . Поэты в "Ионе" подобны пчелам, собирающим песни у медоносных источников в садах Муз; именно эти источники отнимают у них рассудок, даруя взамен исступление (μανία) (534а-d ).
С другой стороны та же самая "непредсказуемость" мысли позволяет самозванцам, использующим уловки фокусников (например, обман зрения: "Государство " 602с-d ), морочить людей, выдавать мнения-призраки за истину Даже Гомер оказывается в "Государстве" в ряду тех поэтов, которые "воспроизводят лишь призраки добродетели... но истины не касаются" (600е). Неистовство (μανία) здесь последовательно снижается. Если в "Ионе" неистовство присуще поэту-слуге богов и он подобен пчеле, то в "Государстве" неистовство - свойство, суть "огромного крылатого трутня" (страсти), высасывающего из юноши рассудительность, пока тот "не преисполнится нахлынувшим на него неистовством" (573а-b) . Здесь людей приводят в неистовство и служат предметом раздора "призрачные образы подлинного удовольствия": "так, по утверждению Стесихора, мужи сражались под Троей лишь за призрак Елены, не зная правды" (586b-c ).
В "Тимее" неистовству возвращен статус дара богов, однако утверждается, что правильно им воспользоваться можно лишь в двух случаях: если дару причастен неповрежденный в уме человек, то он обязан "расчленить все видения с помощью мысли и уразуметь, что же они знаменуют"; если же прорицают безумные, то к ним нужно приставить племя истолкователей (71d-72b ). Нельзя замедлить мысль, но можно локализовать источник непредсказуемости в печени, максимально удалив "зверя", непричастного рассудку и мышлению, от разумной души; можно отвести "прорицалищу" роль зеркала, отражающего то, что исходит из ума и являющего взору призраки; можно увеличить число посредников, толкователей-"укротителей", для которых образ мертвой и ослепшей печени, вещающей невнятно (72b) , вряд ли будет служить источником вдохновения, притягивающего одного к другому, наподобие магнесийского камня (как в "Ионе").
III.
В "Федре " и "Тимее " изложены два хорошо известных мифа, в которых содержатся противоположные, на первый взгляд, мнения о письменности. В одном диалоге говорится о вреде письменности, в другом - о ее пользе. Поскольку мы имеем возможность прочитать эти записанные мифы, для самого Платона проблема письменности если и существовала, то, очевидно, не как задача ответить на вопрос - "хорошо это или плохо". Платон не столько решал проблему (проблему в нашем понимании этого слова), сколько исполнял поручение (поручение как одно из значений слова πρόβλημα) ставить под вопрос всё, в том числе и то, что хорошо известно и вопросов вызывать не должно. Слово о письменности и в первом и во втором случае оказывается вброшенным так как бросают игральную кость (βλ ῆ μα): сначала кость ложится "неудачно", затем - "удачно".
В "Федре" Сократ рассказывает о том как бог Тевт (Тот) предлагает египетскому царю свои "изобретения" - число, счет, геометрию, астрономию, а так же - письмена. Объясняя значение письменности, Тевт говорит: "Эта наука, царь, сделает египтян более мудрыми и памятливыми, так как найдено средство для памяти и мудрости". Царь же полагает, что от этого изобретения больше вреда, чем пользы, поскольку письмена вселят в души научившихся им "забывчивость, так как будет лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь письму, по посторонним знакам, а не изнутри, сами собою. Стало быть ты нашел средство не для памяти, а для припоминания. Ты даешь ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых" (274с-275b) .
В "Тимее" Критий рассказывает о встрече Солона со жрецами египетского города Саис. Солона приняли с большим почетом, поведали о египетских древностях, когда же он перевел разговор на старые предания Эллады, один из жрецов воскликнул: "Ах, Солон, Солон! Вы, эллины, вечно остаетесь детьми, и нет среди эллинов старца!... Все вы юны умом, ибо умы ваши не сохраняют в себе никакого предания, искони переходившего из рода в род, и никакого учения, поседевшего от времени" (22a-b) . Причина "немотствования" многих поколений греков, по мнению жреца, заключена в отсутствии у них письменности, которая неоднократно исчезала, не успев выработаться, после великих пожаров и наводнений, истреблявших все живое на Земле. У самих же египтян любое замечательное событие в их стране или в любой другой запечатлевается в записях, которые они хранят в храмах.
Отметим, что речь жреца, в которой письмо противопоставляется мифу (рассказу) сама по себе есть рассказ, который, чтобы дойти до нас, должен был пройти серию промежуточных передач-рассказов. Критий передает беседу между Солоном и Критием, своим дедом, который сам слышал от Солона пересказ беседы последнего со старым жрецом, рассказывающего, почему все греки оказываются во власти устного изложения и выдвигающего на передний план письмо. Так с помощью изложений устных изложений те, кто скован цепью устных традиций, объясняют себе как некто другой, прибывший из страны, имеющей письменность, объясняет им устно, почему они обречены на устность 6 .
Критий завершает свой рассказ словами благодарности деду: "Ведь в свое время я выслушивал все это с таким истинно мальчишеским удовольствием, а старик так охотно давал разъяснения в ответ на мои всегдашние вопросы, что рассказ неизгладимо запечатлелся в моей памяти, словно выжженная огнем по воску картина" (26b-c). Так повторяются тема и образы "Федра", где после рассказа о Тевте Сократ сравнивает изобретенные им письмена с живописью: "ее порождения стоят, как живые, а спроси их - они величаво и гордо молчат. То же самое и с сочинениями: думаешь, будто они говорят как разумные существа, но если кто спросит о чем-нибудь из того, что они говорят, желая это усвоить, они всегда отвечают одно и то же (275d-e) . Но есть другое сочинение, "родной брат первого... которое по мере приобретения знаний пишется в душе обучающегося" (276а). В "Филебе" Сократ сравнивает душу с книгой, в которой память, ощущения и впечатления ("наш писец") записывает истинные или ложные мнения, а другой мастер, живописец, "вслед за писцом чертит в душе образы (ε ἰ κόνας) названного(38е-39b ).
Первая отмеченная Сократом в "Федре" "дурная особенность письменности" связана с неподвижностью: "ее порождения стоят как живые ", живыми не являясь; письмена слепы: они не видят, не различают тех, кто к ним обращается, "всегда отвечают одно и то же", эта неспособность письмен вступить в диалог равнозначна их молчанию; письмена беззащитны, "нуждаются в помощи своего отца" (275е).
Для того, чтобы получить возможность увидеть "неподвижность" письмен и с помощью тех же письменных знаков обратить внимание своих читателей именно на это их, знаков, свойство, нужно по меньшей мере обоюдное знание определенной традиции, ритуала как такового, в котором звучащее слово неразрывно связано с движением, с репродуцирующим движением тела, способного лишь в речи-действии, речи-представлении припомнить все жизненно необходимое с самого начала, в том числе и в первую очередь вспомнив о самой возможности говорить и двигаться 7 . Тело посвящаемого, как и тело младенца, уязвимо, его движения неловки, он чаще в сонном забытьи и неподвижен, не разбужен, его речь невнятна (это даже не речь, но ее отсутствие - молчание), глаза открыты, но не видят - он слеп.
IV
Текст по определению, по своей этимологии, не может быть скоро закончен (лат. textum "ткань; связь, соединение; слог, стиль"). Текст - нечто живое , имеющее свою судьбу и судьбу определяющее (ср.: "нить судьбы" и устойчивый в мифах мотив Судьбы-пряхи; "плетение словес" древних книжников: "нежели паучноточная простиратипрядениа, акы нити мезгиревых тенет пнутати [ плести] " - Епифаний Премудрый). Паутина мизгиря (паука) кажется столь непрочной, недолговечной, и именно из самого себя, подобно пауку, ткет Брахма космическую ткань, первовещество вселенной - паутину (ср. в "Законах Ману": "он [ Брахма] , чье могущество непостижимо, погрузился в самого себя, неоднократно выжимая время временем" (I, 51) ). Паутина и в самом деле эфемерна, только день Брахмы равен всему сроку существования данного мира. В. Подорога, вспоминая рассказы этолога Юкскюля о настоящих пауках, замечает: "Паутина и отделена от паука и с ним неразрывна, они представляют собой одно ризоматическое единство. В сущности, можно предположить, что паутина это своего рода мозг паука, его единственно возможный акт мысли, церебральная калька, которая наброшена на мир его жертв и врагов" 8 . В мифах паук творец, культурный герой, с присущей ему мудростью, спаситель (ср. рассказы о спасении от врагов Давида, Мухаммада, Христа с помощью пауков), но и злодей, которому свойственна холодная жестокость (ср. высасывание крови, дьяволичность как реализацию символических значений паука в христианстве).
Неподвижность письмен обманчива, они хитры, осторожны, некоторые из них умеют ловко скрывать свою властность и агрессивность, и чтение в любой момент способно превратиться из вполне безобидного занятия в дикую охоту. Одни и те же знаки могут быть организованы по-разному, следовательно, должны существовать и различные способы, маршруты чтения. Ролан Барт выделяет два рода литературы: Произведение и Текст. Они отличаются друг от друга не так как, скажем, проза от поэзии или беллетристика (изящная словесность) от бульварного чтива. Любое "произведение" имеет свой "текст"; без текста произведение как и тень без тела существовать не могут. Различить Произведение и Текст можно не по "почерку" автора, но лишь по "походке" читателя. В одном случае читатель движется "вдоль" Произведения, в другом - "поперек" Текста.
Речь здесь
идет не о манере
чтения, но об идее
и определенной идеологии
чтения.
"Произведение", по Барту, сродни "мифам", которые подвергались им
разрушительному анализу в 50-е годы; произведение выполняет властную,
принудительную функцию. "Текст" для Барта - это вожделенное пространство свободы.
«Позволяя произведению «увлечь» себя (умело построенным сюжетом, экономно и выразительно обрисованными «характерами» и т. п.), «переживая» за судьбу его персонажей, подчиняясь его выверенной организации, мы - совершенно бессознательно - усваиваем и всю его топику, а вместе с ней и тот «порядок культуры», манифестацией которого является это произведение: вместе с наживкой захватывающей интриги и душераздирающих страстей мы заглатываем крючок всех культурных стереотипов, вобранных, сфокусированных и излучаемых на читателя романом, стихотворением, пьесой. С известной точки зрения, произведение есть не что иное как особо эффективный (ибо он обладает повышенной суггестивной силой) механизм для внушения подобных стереотипов, закодированных на языке определенной культуры и нужных этой культуре в целях регулирования поведения своих подопечных» 9 .
Текст преодолевает отчуждающую власть
«произведения». «Основанный на
принципе «различения» и «тмесиса», весь состоя из разнообразных «перебивов».
«разрывов» и «сдвигов», сталкивая между собой гетерогенные социолекты, коды,
жанры, стили и т. п., текст «дезорганизует» произведение, разрушает его
внутренние границы и рубрикации, опровергает его «логику», произвольно
«перераспределяет» его язык. Текст для Барта
и есть та самая
у-топия (в этимологическом смысле слова), «островок спасения», «райский сад слов», где законы силы, господства и подчинения оказываются недействительными, где со смехом воспринимаются претензии любого культурного топоса на привилегии и где есть только одна власть - власть полилога, который ведут между собой равноправные культурные «голоса»» 10 .
"Текст, - говорит Барт, - не может неподвижно застыть (скажем, на книжной полке) он по природе своей должен сквозь что-то двигаться - например, сквозь произведение, сквозь ряд произведений... Тексту присуща множественность. Это значит, что у него не просто несколько смыслов, но что в нем осуществляется сама множественность смысла как таковая - множественность неустранимая , а не просто допустимая. В Тексте нет мирного сосуществования смыслов - Текст пересекает их, движется сквозь них" 11 .
Важнейшая для Барта мысль состоит в том, что процедура «чтения», которой требует «текст», должна существенным образом отличаться от критической «интерпретации», которую предполагает «произведение». «Литературно-критический аспект старой системы, - говорит Барт, - это интерпретация, иными словами, операция, с помощью которой игре расплывчатых или даже противоречивых видимых форм придается определенная структура, приписывается глубинный смысл, дается „истинное" объяснение. Вот почему интерпретация мало-помалу должна уступить место дискурсу нового типа; его целью будет не раскрытие какой-то одной, "истинной структуры, но установление игры множества структур» 12 . Совсем иное дело-«чтение», ибо в акте чтения субъект должен полностью отрешиться от самого себя - тем полнее будет его удовольствие от произведения. «Одно только чтение испытывает чувство любви к произведению, поддерживает с ним страстные отношения. Читать - значит желать произведение, желать превратиться в него, это значит отказаться от всякой попытки продублировать произведение на любом другом языке помимо языка самого произведения: единственная, навеки данная форма комментария, на которую способен читатель как таковой - это подражание» 13 .
Читать - значит читать телом, читать всем телом , не исключая и эротического тела, тела как источника наслаждения. Читать - значит нарушать, пре-ступать: "едва ли не все философские школы отвергали гедонизм; его права отстаивали лишь маргинальные авторы - Сад, Фурье; даже для Ницше гедонизм - это пессимизм. Удовольствие всегда третировали, умаляли, развенчивали, противопоставляя ему твердые, благородные ценности (Истина, Смерть, Прогресс, Борьба, Радость и т. п.)" 14 . "Говорят, что, рассуждая о тексте, арабские эрудитыупотребляли замечательное выражение: достоверное тело . Что же это за тело? Ведь у нас их несколько; преждевсего, это тело, с которым имеют дело анатомы и физиологи,- тело, исследуемое и описываемое наукой; такоетело есть не что иное, как текст, каким он предстаетвзору грамматиков, критиков, комментаторов, филологов(это - фено-текст). Между тем у нас есть и другое тело - тело как источник наслаждения, образованноеисключительно эротическими функциями и не имеющееникакого отношения к нашему физиологическому телу:оно есть продукт иного способа членения и иного типа номинации; то же и текст... Текст обладает человеческимобликом; быть может, это образ, анаграмма человеческого тела? Несомненно. Но речь идет именно о нашемэротическом теле. Удовольствие от текста несводимо кего грамматическому функционированию, подобно тому как телесное удовольствие несводимо к физиологическим отправлениям организма. Удовольствие от текста - это тот момент, когда моетело начинает следовать своим собственным мыслям;ведь у моего тела отнюдь не те же самые мысли, чтои у меня" 15 .
"Текст-удовольствие отнюдь не обязательно должен живописать удовольствие, а текст-наслаждение ни в коем случае не призван поведать нам о наслаждениях. Удовольствие от изображения не связано с объектом изображения: порнография не гарантирует стопроцентного удовольствия. Выражаясь в зоологических терминах, можно сказать, что текстовое удовольствие возникает не там, где имеет место отношение имитатора к своей модели (отношение подражания), а всего лишь там, где наблюдается отношение жертвы миметического обмана к самому имитатору (отношение вожделения, производства)" 16 .
«
Творчество
Мераба Мамардашвили необычайно объемно и разнопланово. И все же особое - если не
главное - место в нем занял Марсель Пруст. Ему были посвящены два цикла лекций
общим объемом свыше семидесяти печатных листов (Тбилиси, 1982, 1984) [...].
Иногда мне кажется, что любовная тяга Мераба Мамардашвили к
Прусту соответствует его внутреннему образу мыслительной жизни. Быть мыслителем
значит быть медленным, очень медленным. Желать медленной, очень медленной жизни,
как если бы эта жизнь полностью соответствовала ходу мысли - этим медленным
циклам и поворотам одной-единственной мысли. И это - как Закон. Ибо мысль,
которая постоянно удерживает себя от падения в собственное начало, оспаривает
последнее, создавая его дубли и отражения, эта мысль не может быть быстрой.
Этический Герой, а именно таким мне представляется Мераб Мамардашвили, не может
жить быстро. Слишком многое замедляет жизнь в мысли. Взять хотя бы первое
требование, которое не устает заявлять Мераб Мамардашвили Представьте себе
ситуацию, что вы переживаете глубокую феноменологическую редукцию и, постепенно
вынося все за скобки, оказываетесь исторгнутыми из самих себя, из своих
натуральных отношений с миром, становитесь как дети - и это прекрасно. Но перед
вами трудная задача вновь вернуть то, что вы утратили. И этот возврат начинается
с первым словом, которое должно назвать вещи "своими" именами - теми, что только
и будут возможны с той точки зрения на мир, которую вы завоевали в
феноменологической редукции. Вы - Адам, первый человек, вы называете мир»
17
.
Дмитрий Сергеевич Лихачев вспоминает: « В 1926 г. я занимался в Ленинградском университете в семинарии (тогда говорили "семинарий", а не "семинар", как сейчас) по Пушкину у Л. В. Щербы. Занятия шли по методике медленного чтения, которая приучала студентов к глубокому филологическому пониманию текстов. За год мы прочли только несколько строк из "Медного всадника"» 18 .
Примечания
1 Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983, с. 57-58.
2 Калакуцкая Е.Л. Лексико-семантическая тема "уныние-меланхолия-задумчивость-забвение" в русском языке и культуре второй половины XVIII в. // Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991, с. 142.
3 В. Н. Топоров Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М., 1983, с. 253
4 Деррида Ж. Эссе об имени. М., 1998, с.157.
5 Там же, с. 158.
6 Там же, с. 169.
7 Можно вспомнить гипотезу о ритуальном происхождении языка, "имея при этом в виду, что именно ритуал был тем исходным локусом, где происходило становление языка как некоей знаковой системы, в которой предполагается связь означаемого и означающего": Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988, с. 21.
8 Подорога В.Послесловие. // Делёз Ж. Складка. Лейбниц и барокко. М., 1997, с. 257.
9 Косиков Г. К. Ролан Барт - семиолог, литературовед // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994, с. 42.
10 Там же, с. 43.
11 Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994,с. 415, 417.
12
Barthes R.
L"écriture de l"événement.
- In: "Communications", 1968,
№
12, р. 112. (с. 373 наст.
изд.).
13
Барт Р. Критика и истина //
Барт
Р. Избранные работы, с. 373.
14 Барт Р. Удовольствие от текста // Барт Р. Избранные работы, с. 510.
15 Там же, с. 473-474.
16 Там же, с. 508.
17 Подорога В. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. М., Ad Marginem, 1995, с. 228.
18 Лихачев Д. С. Избранные работы в 3 тт. Т.3, Л., 1987, с. 227.
"Люди перестают мыслить, когда перестают читать". Д. Дидро
Вряд ли кто-то будет спорить с этим утверждением. Навыки чтения- это основа учения. Без них нельзя усвоить ни "физики ни лирики". Ученик, плохо читающий, будет всегда отставать от класса в освоении учебных предметов - это кандидат в неуспевающие. А отсюда и психологические проблемы, потому что чтение не только учит, но и воспитывает.
Чтение- это важнейшее условие формирования мыслительных способностей. Чтение активизирует работу мозга, является одним из средств совершенствования учебного процесса для самых различных уровней обучения (от начальной школы до высшей).
Основными причинами медленного чтения являются:
Неправильное обучение чтению, когда родители или бабушки учат ребёнка побуквенному чтению, а не слоговому;
Плохое развитие артикуляционного аппарата;
Регрессии при чтении (возврат к уже прочитанному слову) - результат неправильного начального обучению чтению или же торопливость, когда ребёнок спешит скорее прочитать и понять прочитанное. Торопливость делает возвраты более частыми, а это снижает не только скорость чтения, но и внимание. Это встречается очень часто у неуверенных в себе детей, читают слово дважды, как бы проверяя себя: "Понял или нет";
Низкий уровень концентрации внимания и памяти (пока дочитает до конца предложения - не помнит начало);
Малый объём оперативного зрения (периферийное зрение, угол зрения -не видит всё слово, а только слоги или буквы);
Отсутствие навыка антиципации, т.е. умение видеть одновременно с чтением одного слова другое слово или по контурам догадываться какое оно;
Привычка узнавать слова только после прочтения вслух;
Плохая наследственность (если во время беременности мать курит и т.д.);
Темперамент ребёнка (холерики и сангвиники читают быстрее меланхоликов);
Скудный словарный запас;
Плохо организованное домашнее чтение (пока сядет за чтение, переделает кучу ненужных действий, постоянно отвлекается, прерывая чтение);
Отсутствие интереса, мотивации, трудолюбия, практики чтения, цели;
Уменьшение объёма письменных работ, особенно списывание текстов, печатание в первом классе, письмо по памяти т.д.;
Синдром дефицита концентрации внимания при гиперактивности (ребёнок неусидчив, легко отвлекается, ему трудно сосредоточиться на чём-то, начинает новое дело, не закончив старое, постоянно совершает какие-то действия, поёживается, не может ждать своей очереди.
Если работает в группе, часто перебивает, не дослушивает до конца. Во время игр всегда шумит, много говорит, речь его импульсивна. Легко втягивается в физически опасные действия, склонен к бездумному риску, регулярно теряет вещи, которые нужны для учёбы.
Чем медленнее ребёнок читает, тем медленнее работает головной мозг. Учёный - педагог Н.А. Зайцев считает, что чтение в темпе 120-150 слов в минуту помогает лучше понять и запомнить прочитанное. Ученики, которые читают со скоростью 150 слов в минуту учатся на "5" , 120 слов - на "4", а те, кто читает медленнее будут учиться посредственно, т.к. с каждым классом увеличивается объём литературы, который надо прочитать. При работе с плохо читающими учениками нужно обратить внимание на решение промежуточных задач: увеличения объёма слуховых и зрительных восприятий, угла зрения, выработки навыка антиципации, формирования устойчивости внимания предупреждения регрессий при чтении, пополнение словарного запаса.
Способы и приёмы обучения быстрому чтению.
1. Правильное начальное обучение чтению, не по буквам, а слогами и словами (можно использовать кубики Н.А. Зайцева, делая правильный звуко-буквенный анализ читаемых слов).
2. Чтение слоговых блоков с постепенным наращиванием количества букв, чтение "абракадабры", игра в "чепуху", когда из карточек - слогов составляются смешные слова.
3. Развитие артикуляционного аппарата.
Работа со скороговорками и чистоговорками. Скороговорки помогают исправить многие дефекты речи, если эта работа проводится в системе. Ученые доказали, что у детей речевые области мозга частично формируются под влиянием импульсов, поступающих от пальцев рук. (Вспомним, как бабушки учили маленьких внуков, водя по ладошечке "Сорока - ворона кашу варила:", не подозревая, что таким образом происходит взаимодействие первой и второй сигнальных систем, развиваюсят речевые центры мозга малыша).
Скороговорки можно проговаривать под отстукивание ритма ладошами, сжиманием и разжиманием пальцев в кулак, играя в "ладушки" , в паре, перебирая пальчики под убыстряющееся проговаривание скороговорки, бросая мячи, постукивая карандашом, в темпе " японской машинки": хлопок в ладоши, затем хлопок по коленям, щелчок пальцами правой руки, а затем левой руки.
4. Развитие дыхания. Дыхательные упражнения, развивающие умение говорить на выдохе набранного воздуха. (сдуй пылинку, одуванчик, пламя свечи на торте, глубокий вдох и короткие выдохи, фырканье, проговаривание детских песенок и потешек и т. д.)
5. Для развития периферического зрения можно использовать таблицы Шульте, а для развития угла зрения - слоговые пирамидки, поисковые таблицы. Всё это улучшает функции памяти и внимания.
6. Развитию навыков чтения способствуют прежде всего письменные упражнения: слуховые и зрительные диктанты, списывание текстов и конспектирование учебников.
Тексты Федоренко И. Т. позволяют увеличить за два месяца систематической работы технику чтения до 200 слов. Он пришёл к выводу, что скорость чтения существенно влияет на качество запоминания материала: чем она выше, тем легче восприятие прочитанного. При медленном чтении дети теряют начало фразы, не дочитав её до конца.
7. На уроках чтения используется множество приёмов и способов чтения:
Многократное чтение парами в темпе скороговорки с постукиванием карандашом трёх строк из учебника с переходом в дальнейшем к чтению пяти-десяти строк незнакомого текста;
Способ "начало-конец", когда ученик перебрасывает карандаш с первого слова на последнее в строке, стараясь прочитать всё.
Чтение по-разному (строго, радостно, с досадой и т. д.) " Карлики - великаны"
Чтение под стук карандашом;
Чтение "буксиром" - сильный читает, слабый за ним, отставая на несколько слов
Чтение на одном дыхании;
Чтение с убыстрением;
- " Догони меня" - читает учитель или быстро читающий ученик, начиная с любого места в тексте, ученики хором догоняют его;
Чтение с вызовом - ученик читает, а потом вызывает следующего ученика;
Чтение с линейкой - линейка кладётся вертикально (т.е. часть слова закрыта) надо прочитать, догадываясь какое окончание у следующего слова;
Чтение скачком - карандаш поставить на первое слово в предложении и быстро перевести на последнее, стараясь успеть пробежать по тексту глазами;
Чтение с отрывом взгляда от текста;
Чтение - скольжение по тексту - за 10 секунд пробежать глазами по тексту и сказать о чём текст или какие слова запомнились;
Работа в парах: один ученик водит плавно карандашом по строчкам, а другой читает, стараясь не отстать от карандаша; - один читает, а другой отмечает (ловит) ошибки;
чтение за "диктором" - отстаёт только на 1 или 2 слов (как договорились);
Многократное чтение с убыстрением;
- "финиш"- учитель называет слово, до которого надо дочитать - кто быстрее финиширует;
Вставь пропущенные окончания или целые слова;
- " жужжащее " чтение;
Троекратное чтение: чтение только глазами, плотно сжав губы и зубы, чтение вполголоса, чтение хором;
Стимулирующие замеры чтения: один и тот же текст читается 15 секунд, считается количество прочитанных слов, записывается в тетрадь или специальный лист чтения, затем читается второй раз и третий, ученик видит, как увеличивается количество слов после каждого прочтения;
Чтение в течение двух минут (у учителя текст с посчитанными словами), ученик говорит на каком слове он остановился, а учитель делит количество слов на два и называет результат
Чтение про себя. И.Т. Федоренко обращает внимание на необходимость приучать детей к чтению про себя как наиболее экономному и быстрому уже с первого года обучения.
Проводятся так же пятнадцатиминутные замеры чтения вслух и про себя, а затем результаты сравниваются.Сопоставление новых и старых результатов имеет очень важное стимулирующее значение для пробуждения интереса к обучению.
8. Выборочное чтение - это и приём обучения чтению и средство обучения пониманию текста. Текст перечитывается неоднократно и каждый раз с новым заданием: -
Чтение по цепочке, по одному предложению, абзацу и т. д.;
Нахождение главной мысли;
Подписи к иллюстрации;
Найти что правда, а что вымысел;
Нахождение крылатых слов и выражений, фразеологизмов, пословиц, поговорок;
Слов, словосочетаний и предложений, нужных для написания сочинения;
Словарная работа со словарем (скольжение и сканирование);
Нахождение ключевых и опорных слов;
Работа с синонимами и антонимами;
Деление текста на части, составление плана, подготовка к сжатому пересказу;
Чтение - ответы на вопросы;
Составление цитатного плана;
Составление сценария или подписей к комиксам;
Чтение по ролям; и т.д.
9. Создание ситуации успеха в чтении всем обучающимся.
В.А. Сухомлинский писал, что курс чтения в начальной школе должен играть исключительную роль в становлении личности младшего школьника, его образовании, развитии. Сегодня же львиную долю информации дети получают в готовом виде с экранов телевизора, а компьютерные игры заменяют литературных героев. Когда чтение становится быстрым и не вызывает трудности в прочитывании даже очень сложных и длинных слов, появляется и интерес к новым книгам, повышается успеваемость по русскому языку и математике.
Очень важна помощь родителей при обучении детей чтению, особенно в первом классе. Надо убедить каждого родителя в том, что чтение должно войти в ежедневную привычку. А для этого надо стараться дома создать ситуацию интереса к чтению ребёнка, считать это очень важным в жизни семьи, внимательно и терпеливо слушать его чтение и пересказ, быть очень сдержанными, снисходительными, доброжелательными, самим показывать пример чтения, интереса к книге.
С этой целью можно провести родительское собрание о привитии интереса к чтению. (Приложение)
Литература.
1. Зайцев В.Н. Резервы обучения чтению. - М., Просвещение, 1991 г.
2. Андреев О. А., Хромов Л. Н. "Учитесь быстро читать". М., Просвещение 1991.
4. Костромина С. Н., Нагаева Л. Г. "Как преодолеть трудности в обучении чтению". М., Ось - 89, 2001.
5. Васильева М.С., Оморокова М. И., Светловская Н.Н. актуальные проблемы обучения чтению в начальных классах. - М., Педагогика, 1997, Гл.5 " Проблемы педагогической организации самостоятельного детского чтения"
6. Джежжелей О.В. Формирование круга чтения младших школьников. // Начальная школа. - 1989 г. - №1. - с. 33 -38.
7. Опыт работы творческой группы учителей МОУ СШО № 134 г. Омска под редакцией Л. А. Кучегуры " Современные технологии совершенствования навыка чтения учащихся на начальной и основной ступенях общего образования". ООИПКРО, г. Омск - 2003 г.,
8. Зайдман И. Н. Развитие речи и психолого-педагогичекая коррекция младших школьников.// Начальная школа. - 2003. - №6 - с. 5-14.
9. Козырева А.С., Яковлева В.И. Виды работ над текстом на уроках чтения.// Начальная школа. - 1990. - №3. - с. 67-69.
10. Светловская Н. Н. Методика внеклассного чтения. Пособие для учителя. - М., "Просвещение", 1977.
11. Светловская Н. Н. Самостоятельное чтение младших школьников. Теоретико-экспериментальное исследование. - М., Педагогика, 1980 г.
12.. Соловейчик М. С. К Тайнам языка. Работа над словом как лексической единицей. // Начальная школа. 1994. - №8 - с.22-26.
13.. Федоренко И. Т. Подготовка учащихся к усвоению знаний. - Киев, 1980.
14. Фролова В. Д. Развитие интереса к чтению. // Начальная школа. -1989 - №7 - С. 24-27.
15. Юшкова Л. М. Совершенствование техники чтения. // Начальная школа. - 1989 - №5 - с. 15-17
16. Яшина Н. П. Учить детей трудно, но интересно. // Начальная школа. -2001 - №6 - с. 24-46.
17. Яковлева В. И. Пути совершенствования уроков чтения. // Начальная школа. - 1996 г. - № 6 - с. 12- 16.
18.Снитко Т.В. Школа быстрого чтения./Минск-Харвест,2007.
Культура речи отдельно взятого человека отражает его общий культурный уровень – образованность, воспитанность, умение владеть собой, способность понимать людей иных культур, восприимчивость к произведениям искусства, скромность... По тому, как человек строит речь, подбирает слова, можно судить и о его нравственных качествах.
Образцом и самым ярким примером человека, владеющим высокой культурой речи, стал академик Д. С. Лихачев, с его скромностью, искренним уважением к людям, с его высочайшей общей культурой, с его пониманием и любовью к подлинным сокровищам искусства. Диктор Центрального телевидения И. Л. Кириллов так говорит о речи Д. С. Лихачева: «Если бы меня попросили привести пример образца русской речи, я бы, не задумываясь, назвал речь Дмитрия Сергеевича Лихачева. Она, как я часто говорю, льющаяся, свободная, рождающаяся тут же у тебя на глазах». Эталоном для Дмитрия Сергеевича был язык актеров Малого театра, которые берегли традицию с щепкинских времен.
С обретением свободы выражения своих мыслей и взглядов обнаружилась низкая культура речи: люди оказались неспособны ясно и вразумительно излагать свои мысли. Как сказал в одном из своих последних интервью Д. С. Лихачев, «общая деградация нас как нации сказалась на языке прежде всего». Волна заимствований, возрастающее количество слов-архаизмов, устаревание подлинно русских слов, язык улицы – брань, матерные слова – теперь не редкость и в литературных произведениях, и в публичных выступлениях. Об этом с болью говорил Дмитрий Сергеевич: «Если бесстыдство быта (брань) переходит в язык, то бесстыдство языка создает ту среду, в которой бесстыдство уже привычное дело».
Что же делать? Как можно противостоять этому процессу? Чтобы привить вкус к красивой речи, Лихачев советовал читать детям вслух и вообще учить их медленному чтению.
А ведь немногие знают, что поступив в университет, Дмитрий Сергеевич, по его собственному признанию, «с трудом мог в письменной форме изложить свои мысли». Дело в том, что в школе будущий академик и его одноклассники не писали классных работ и домашних сочинений. Классы не отапливались, ученики сидели в варежках, да и домашние задания учителям проверять было некогда, все подрабатывали. И вот после окончания университета Дмитрий Сергеевич придумал такую систему: во-первых, много читать хорошо написанные книги, делать из них выписки, фразеологические обороты, отдельные слова, выражения. И во-вторых, писать каждый день, писать, не останавливаясь, «без отрыва от бумаги», записывать свою собственную, внутреннюю устную речь.
Восприятие литературы во многом зависит именно от качества чтения. Если художественное произведение оказало на читателя сильное положительное или, наоборот, отрицательное воздействие, а то и вовсе оставило его равнодушным, а такое случается все чаще, то он склонен объяснять это скорее качеством самого произведения, нежели качеством своего чтения. А качество прочтения любого художественного текста зависит от многих факторов: уровня культуры, объема знаний и жизненного опыта, уровня работоспособности в момент восприятия текста и даже от настроения.
Для повышения качества чтения советский писатель, литературовед Н.Я.Эйдельман предложил особую технику чтения, обозначенную им термином, широко применявшимся в XIX и в начале XX века, – МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ.
Термин «медленное чтение» удобен тем, что сразу понятен. Медленно – значит «не быстро». «Медленное чтение, - писал Эйдельман, - это старинный термин: это такая ситуация, когда читатель не только скользит по поверхности стиха, повести, романа (впрочем, по поверхности прекрасной!), но и погружается в изумительные глубины.
Медленное чтение - это путешествие по литературе с частыми, постоянными остановками у слова или стиха. Медленное чтение классиков, скажем по секрету,- и есть самое быстрое, то есть эффективное: а быстрое - самое медленное, нерентабельное»
В семидесятые годы XX века все большее признание и распространение стала получать техника быстрого чтения, последователи которой утверждали, что она приёмлема и для художественной литературы.
Н.Я Эйдельман, о котором мы уже упоминали, в своей статье «Учитесь читать!» писал: «Курсы быстрого чтения, как известно. распространяются: прекрасно, прогрессивно, не смеем спорить... При одном условии. Если также будут признаны курсы медленного чтения!
Позволим себе высказать крамольное суждение: научить побольше людей по-настоящему читать важнее, чем выпустить лишний миллион-другой книжных экземпляров: что толку, если не сумеем тем богатством воспользоваться!..»
С середины ХХ века о медленном чтении писали М.О.Гершензон, Д.С.Лихачев, А.В.Западов, которые, в отличие от Н.Я.Эйдельмана, рассматривали медленное чтение скорее как виртуозное искусство, а не как конкретную технику повышения качества понимания читаемого текста. Таким образом, получается, что само прочтение художественного произведения – это тоже своего рода искусство, творчество.
Д.С. Лихачев неоднократно говорил о необходимости учиться читать медленно, глубоко и вдумчиво. «Очень важно читать детям вслух. Чтобы учитель пришел на урок и сказал: «Сегодня мы будем читать «Войну и мир». Не разбирать, а читать с комментариями. Так читал нам в школе Лентовской наш учитель словесности Леонид Владимирович Георг. Чаще всего это происходило на тех уроках, которые он давал вместо своих заболевших коллег-педагогов. Он читал нам не только «Войну и мир», но и пьесы Чехова, рассказы Мопассана. Показывал нам, как интересно учить французский язык, рылся при нас в словарях, подыскивая наиболее выразительный перевод. После таких уроков я одно лето занимался только французским.
Самое печальное, когда люди читают и незнакомые слова их не заинтересовывают, они пропускают их, следят только за движением интриги, за сюжетом, но не читают вглубь. Надо учиться не скоростному, а медленному чтению. Пропагандистом медленного чтения был академик Щерба. Мы с ним за год успевали прочесть только несколько строк из «Медного всадника». Каждое слово представлялось нам, как остров, который нам надо было открыть и описать со всех сторон. У Щербы я научился ценить наслаждение от медленного чтения.
Обратимся к поэзии и мы. В стихотворениях 19 века часто встречаются слова, детали, на первый взгляд непонятные современному читателю и вызывающие затруднения. А все-то дело в том, что нам мало известно о тех особенностях жизни, которые были близки поэтам. «Евгения Онегина» ведь не зря называют «энциклопедией русской жизни», и пусть это выражение стало штампом, но лучше не скажешь. Если прочитать поэму творчески, т.е. медленно, вдумчиво, не пропуская незнакомые слова, обращаясь к словарям, историческим источникам, комментариям, насколько глубже станет наше понимание самого русского быта. Какой хороший и квалифицированный урок истории мы извлечем для себя.
Лихачев тоже приводит отрывки из «Евгения Онегина»: строфа II пятой главы начинается всем знакомыми с детства строками:
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь...
Почему крестьянин торжествует? Стало ли ему легче ездить? Почему «обновление пути» по свежевыпавшему снегу связано у крестьянина с каким-то особым торжеством? Пушкин знал крестьянскую жизнь, и все, что связано в его поэзии с деревней, очень точно и совсем не случайно. «Торжество» крестьянина относится не к «обновлению пути» по чистому белому снегу, а к выпавшему снегу вообще. В предшествующей первой строфе той же главы говорится:
В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь...
Если бы осенняя погода простояла дольше, озимые погибли бы. Крестьянин торжествует и радуется снегу, т.к. выпавшим снегом на третье в ночь спасен урожай».
В наш быстротекущий ХХI век мы постоянно суетимся, торопимся куда-то, и у нас почти не остается времени, чтобы внимательно и не спеша прочесть классические произведения. А читать шедевры мировой литературы надо медленно, не пропуская ничего: ни одной детали, ни одного слова, ни одной запятой.
Умение в каждом слове, в каждом выражении, предложении и даже в знаках препинания видеть не находящийся на поверхности, скрытый поэтический смысл – это тонкое искусство, это сотворчество с писателем.
«Классика не агрессивна, она учит добру...», - считал Д.С.Лихачев. У читателей прошлых лет предполагалась высокая степень образованности, нам же теперь, следуя совету великого русского ученого, академика и просто интеллигентного человека, с которого нам следует брать пример, необходимо учиться читать вдумчиво, не пропуская незнакомых, непонятных слов. Насколько обогатится наш лексический запас, если мы будем говорить с писателем 19 века на одном языке. И прибавьте к этому современный прогресс, новые явления и слова, их называющие, заимствования, расширение лексического пласта. Но только в совокупности, только накладывая новое на основу уже имеющегося богатства русского языка, не замещая его заимствованиями, вытесняя тем самым из употребления, мы достигнем высочайшего уровня образованности. Ни в коем случае нельзя проходить мимо исчезновения, забвения хороших, добрых слов, нельзя подстраиваться целиком под современные тенденции в русском языке. «Учиться хорошей, спокойной, интеллигентной речи надо долго и внимательно – прислушиваясь, запоминая, замечая, читая и изучая. Наша речь – важнейшая часть не только нашего поведения, но и нашей личности, нашей способности не поддаваться влияниям среды, если она «затягивает».
Оксана Клибанова, учитель русского языка и литературы ГОУ Пушкинский лицей №1500